Театр апельсинов и иллюзий

Сегодня в Театре имени Пушкина премьера спектакля «Апельсины & лимоны» с Верой Алентовой в главной роли. Как на одной сцене уживается философское и развлекательное, веселое и печальное, коммерческое и не очень, МОСЛЕНТЕ рассказал режиссер этой постановки – худрук театра Евгений Писарев.

Таланты и поклонники

—В Москве полно театров со вполне очевидной репертуарной политикой: хоть репертуарных, хоть работающих с резидентами. У вас же, Евгений Александрович, будто качели, раскачивающиеся от «Барабанов в ночи» Юрия Бутусова и вашего «Дома, который построил Свифт» до, например, «Семейки Краузе» и нынешних «Апельсинов». Какова, если не секрет, ваша репертуарная концепция?

А какая репертуарная концепция есть у Олега Павловича Табакова в МХТ или у Евгения Миронова в Театре Наций? Хотя это, конечно, не ответ, сам знаю… Скажу лучше так: возможно, в силу того, что сам я в первую очередь, актер, а впридачу еще и режиссер, толерантный ко всевозможным способам видения мира, мне интересны разные театры. Мне хочется, чтобы наши спектакли были непохожими, чтобы актеры работали не в одной системе, а сталкивались с совершенно разными мировоззрениями, совершенно разными постановщиками и совершенно разными жанрами.

—Не боитесь таким образом запутать зрителя?

Знаете, есть театры, в которые ты идешь, точно зная, что увидишь. Это может быть талантливо, интересно, авангардно, но это приблизительно один и тот же спектакль длинной в творческую жизнь главного режиссера. А у меня… Во-первых, у меня просто нет таких амбиций: заполнить собой и только собой Театр имени Пушкина. Во-вторых, я за театр, который удивляет. В-третьих же, я за театр городской, в котором каждый пришедший может найти что-то по своему вкусу.

Мы же находимся в самом центре Москвы, на бульварном кольце и хочешь, не хочешь, у нас всегда будет много не только «нашей», но и так называемой «случайной», мимо проходящей публики, которая, скажем, никогда не окажется на улице Казакова, где расположен «Гоголь-центр», или возле театра «Практика».

—Другими словами, ваша задача…

Моя задача — вырастить сильную труппу, готовую к разным задачам, создать так называемых «синтетических» артистов. Когда-то в здании, где сейчас располагаемся мы, был Камерный театр, в котором это понятие и возникло. Здесь ставились и трагедии, и оперетты, и пантомима, и опера – причем силами одних и тех же людей. Так что мы всего лишь пытаемся сохранить эту традицию.

—И все же: есть ли хоть что-то, объединяющее постановки вашего театра?

Есть. Это намоленное место, наша сцена, это труппа и… Скажу так: спектакль Бутусова в Театре имени Пушкина — совсем не тот спектакль, который Юрий бы поставил в питерском Театре имени Ленсовета или в московском «Сатириконе», потому что здесь к нему добавляется еще и наша энергия, наша ментальность и наш взгляд на мир. То же самое происходит и с постановками Сергея Землянского, Деклана Доннеллана, Романа Самгина, Владимира Мирзоева.

Апельсины и лимоны

—Давайте, однако, поговорим о вас. Точнее, о вашей премьере – спектакле «Апельсины & лимоны», поставленном по знаменитой пьесе британца Ноэла Коуарда «Сенная лихорадка». Почему выбор пал именно на это произведение столетней давности?

Можно я не буду лукавить?

—Запросто!

Тогда скажу прямо: в любом театре время от времени случаются так называемые «датские спектакли», то есть постановки, сделанные к каким-то славным датам. И сейчас такая дата — юбилей одной из наших главных актрис Веры Валентиновны Алентовой, который случится 21 февраля.

Мы долго искали пьесу к этому событию. Ходили вокруг «Визита старой дамы» Дюрренматта, «Странной миссис Сэвидж» Джона Патрика, но все это было как-то… старо и избито. И тут на помощь пришел мой друг и учитель Деклан Доннеллан, рассказавший, что английские «возрастные» звезды - например, Джуди Дэнч и Мэгги Смит - играли «Сенную лихорадку».

—Это ведь достаточно жесткая пьеса.

Да, она не на веселую тему. Она про старение и про то, как актриса, когда-то востребованная, а теперь никому не нужная, не может избавиться от театра внутри себя. Перетащив этот театр к себе домой, она превратила в ад жизнь всех, кто встречается ей на пути. Это можно было сыграть как обычную бытовую комедию положений — как, к примеру, было в спектакле «Семейка Краузе» с той же Алентовой в главной роли.

Но мы выбрали другой путь — сделать трагикомическую постановку про человека, у которого в голове смешались фантазия и реальность, и выхода из этой ситуации нет. Это ведь очень жизненно: у каждого человека рано или поздно наступает конец карьеры. Но для актера, привыкшего ежедневно испытывать на сцене самые разные эмоции, рождаться и умирать, быть преданным или спасать кого-то, такое развитие биографии наиболее болезненно.

Существовать в покое и тишине для него смерти подобно! Примеров этому, кстати, множество. Вспомните хотя бы знаменитого Александра Таирова. Как только у него отняли созданный им Камерный театр, он сошел с ума, а через полгода умер. А актриса Алиса Коонен, его жена, замкнулась на двадцать лет и больше не выходила ни на одну сцену.

—Ваша постановка «Апельсинов» близка той, британской, в которой играла Дэнч?

Не особо. Джуди Дэнч, как я слышал, играет более монстрообразную актрису, и английская публика это с удовольствием принимает. Однако в России и поэт больше, чем поэт, и актер больше, чем актер. Поэтому главного героя мы хотим любить, иметь возможность его оправдывать, защитить. Из-за этого мы и сделали персонажа Алентовой более уязвимым, нелепым, трогательным. Ну, и, кроме того, Вера Валентиновна – актриса, которой верят и всегда сопереживают, так что, работая над ролью, она постоянно пыталась найти в ней человеческие интонации.

Риски и успехи

—Театру нужно зарабатывать. Часто ли у вас случаются несовпадения между тем, что ставится для души, и тем, что для кассы?

Во мне постоянно живут и борются друг с другом два человека: режиссер и художественный руководитель театра. И, как правило, побеждает все же худрук. Режиссеру хорошо: он не думает о том, сколько стоит постановка, окупится ли она, какова ее целевая аудитория. Мне же приходится все время держать это в голове и балансировать.

Хотя, конечно, перекосы в ту или другую сторону случаются. Скажем, когда я делал спектакль «Дом, который построил Свифт», я позволил себе на какое-то время забыть о том, нужно ли мне занимать звезд, нужно ли думать о коммерческом успехе, потому что текст этой постановки и затронутая в ней тема были для меня очень важны. Я так полюбил эту пьесу, что поверил, что найдутся люди, которые смогут полюбить ее не меньше моего.

С другой стороны, когда мы ставим «Семейку Краузе» или «Таланты и покойники», я делаю упор именно на коммерческой составляющей, на том, что на этих спектаклях можно подзаработать денег, чтобы снова позвать к нам таких дорогих режиссеров, как Деклан Доннеллан или Юрий Бутусов.

—Самой успешной с финансовой точки зрения постановкой вашего театра последнего времени стала…

«Женитьба Фигаро», хотя сейчас у нас аншлаг практически на каждом спектакле. Однако именно в «Женитьбе» все совместилось: это классика, это неглупый сюжет, это звезды и это просто красиво. Поэтому сейчас этот спектакль — главный «торт» нашего репертуара.

—А самой рискованной?

Скажу так: были постановки, которые у нас просто не пошли. Например, я очень рисковал, выпустив спектакль норвежского драматурга и режиссера Йо Стромгрена «Эстроген». Его сыграли всего пять раз, потому что он попросту не сложился. Ну а эксперимент, который, наоборот, состоялся, несмотря на все риски, это «Добрый человек из Сезуана» Бутусова. Он ставился в период, когда спектакли Юры долго не жили: во МХТ закрыли его «Иванова», в Театре Вахтангова – его «Меру за меру».

И когда Бутусов пришел ко мне с «Добрым человеком», я прекрасно понимал, что, с одной стороны, театру нужно с ним работать, а, с другой… ну, сами понимаете. Мы совершенно не рассчитывали на успех, готовились к финансовому провалу, но тут случилась не просто творческая удача, а еще и большой коммерческий прорыв. Более того, этот спектакль уже четыре года собирает у нас полный зал, получает всевозможные премии, да еще и сделал звездой актрису Александру Урсуляк.

Хотя предсказать, чем обернется та или иная постановка, сложно. Помню, когда я только пришел на пост художественного руководителя Театра имени Пушкина, здесь поставил спектакль «Турандот» Константин Богомолов. И моим первым решением как худрука было убрать его из репертуара – кстати, тоже после пятого показа. Почему? Это не был плохой спектакль, нет! Многие считаю его и вовсе выдающейся работой. Только публика на нее не шла: на «Турандот» продавалось порядка сорока билетов при том, что зал рассчитан на 850 мест.

—Нынче Богомолов – большая звезда, на спектакли которой билетов не достать. Не думали предложить ему снова поставить что-то и на вашей сцене?

Нет. Но дело не в том, против я или нет того или иного режиссера. Дело в том, что… Я очень дорожу верными отношениями, а потому те, кто прыгает из театра в театр, делая постановки на всех возможных сценах, становятся мне не интересны. Я, например, очень сильно переживаю сейчас из-за безусловно талантливого Алексея Франдетти, который был у нас когда-то артистом, у нас же начал свою режиссерскую деятельность, и который сейчас скачет с площадки на площадку, выпуская новые спектакли каждые два месяца. Он – везде.

А, скажем, Доннеллан – только у нас, хотя в других местах ему могли бы заплатить больше. Так что… мне кажется, что Константину Богомолову вполне хватит МХТ имени Чехова и «Ленкома». У него – свой круг, у меня – свой.

Круги и иллюзии

—Ваш круг — это еще и зрители. Как думаете: на философский «Дом, который построил Свифт» и на легкомысленную «Семейку Краузе» ходят одни и те же люди?

Конечно, разные. Но социальные сети часто говорят мне о том, что люди, которых приводит в наш театр, например, Бутусов, остаются потом с нами и открывают для себя других режиссеров и другие постановки. Ведь многие ходят в театр на актеров и, увидев ту же Александру Урсуляк в «Барабанах в ночи», пойдут смотреть на нее на нашу Малую сцену, где Саша играет в «Обещании на рассвете». А там «цепляются» за Андрея Заводюка и идут смотреть «Свифта», в котором он в главной роли.

Это нескончаемый и прекрасный процесс. Скажу больше: когда «Гоголь-центр» был на ремонте, его спектакли пару раз в месяц игрались на нашей сцене. И вместе с ними к нам пришла совершенно другая публика, с удивлением обнаружившая, что, к примеру, Виктория Исакова вообще-то наша актриса. И увидевшая ее совершенно в другом амплуа. А после купившая билеты уже на наши постановки.

—Как думаете: зрителя можно воспитать?

Знаете… Театр, конечно же, не может изменить жизнь, изменить человека. Но если об этом думать, не стоит вообще заниматься театром, потому что у этого пропадает всякий смысл. Но театр может изменить человека. И даже если это не всегда так, мы будем продолжать жить в своих иллюзиях и надеяться на лучшее.