От первого лица12 мин.

«Дорогая школа, я по тебе не скучаю!» С какими проблемами сталкиваются ученики российских школ и как пытаются их решить

© Фото: Роман Яровицын / Коммерсантъ

Стало известно: в 400 столичных школах в будущем учебном году будут сформированы службы примирения. Учителя и старшеклассники-волонтеры будут помогать ученикам решать конфликты, возникающие в подростковой среде. Авторы идеи надеются, что это поможет бороться с травлей и буллингом. Какими бывают школьные конфликты, какой оставляют отпечаток, можно ли их пережить по-настоящему и как с ними бороться? Об этом и многом другом «Мосленте» рассказали жители столицы и семейный психолог Светлана Ладейщикова. По просьбе героев имена изменены.

«Ты должна сама решать свои проблемы»

Елена

34 года, специалист кадровой службы

Мне часто говорили в детстве: «Вот вырастешь и будешь скучать по школьным годам». Почему-то все считали, что это самое беззаботное время в жизни. А я до сих пор вспоминаю его с содроганием.

С одноклассниками мы как-то не сошлись. Я всегда была сама по себе, шумные компании с детства не любила. К тому же меня рано отдали в музыкальную и художественную школы, времени на тесное общение со сверстниками не было.

Зато была Марина. И у нее всегда находилась для меня лишняя минутка.

Нас познакомили за полгода до школы. Она была дочерью приятеля моего отца, с которым родители в то время хотели вести какой-то совместный мелкий бизнес. Но потом что-то произошло, наши отцы рассорились, и идея совместных проектов приказала долго жить. А Марина объявила мне войну.

В начальной школе все ограничивалось разбрасыванием моих вещей по классу, руганью и мелкими стычками. Отвечать симметрично мне запрещали. Мама постоянно твердила: «Девочка не должна драться! Все надо решать миром». В общем, поднять руку на обидчицу я не могла. А класс во главе с Мариной привыкал, что меня можно безнаказанно лупить. Учителя в ситуацию не вмешивались.

© Фото: Дмитрий Феоктистов / ТАСС

В средней школе Марина познакомилась с районной компанией подростков. Некоторые из них учились в нашей школе. После этого моя жизнь круто изменилась в худшую сторону.

Мне прохода не давали. Отбирали вещи, хватали за руки и за ноги, толкали, пинали, таскали по каким-то темным углам. Нет, поначалу не били. Только пугали, но сильно. До слез.

Однажды три старшеклассницы, с которыми я часто видела Марину, решили проводить меня до дома. Одна из девочек срезала перочинным ножом толстый ивовый прут и хлестнула меня по спине. Я побежала. Не помогло. Они располосовали мне всю спину... Я в тот день дралась первый раз в жизни. Казалось, мне конец. Отбилась.

Дома родители сказали: «Ну, ты взрослая девочка. Ты должна сама уметь решать свои проблемы». Я оканчивала шестой класс. О том, что отец вихрем пронесся по школе, устроив огромный скандал, я узнала, когда мне было уже за 20. Он строго-настрого велел учителям ни слова мне не говорить.

Больше меня до такой степени, конечно, не били. Но все тычки, оскорбления и издевки продолжались. Я выдержала до девятого класса. Не жаловалась. А потом отец предложил мне перейти в другую школу.

Я до сих пор это помню. И если услышу что-то подобное от своего ребенка, ни за что не пущу все на самотек. Он будет знать, что я на его стороне и защищаю его.

«Иди и инвалидность себе оформляй!»

Дмитрий

27 лет, фотограф

Моя история связана не столько с одноклассниками, сколько с учителями. Когда мы с родителями переехали в новый район, пришлось сменить и школу. До восьмого класса я проучился в одной, а потом пошел в новую.

Моим любимым предметом была история. Я с удовольствием копался в энциклопедиях, делал какие-то доклады и участвовал в олимпиадах. В новой школе моим классным руководителем стала как раз учительница истории. Как вскоре выяснилось, ее подход к предмету сильно отличался от того, к чему я привык. Мой первый преподаватель учил нас думать и анализировать исторические события. Вот вы писали сочинения по истории? Знаю, что в большинстве школ нет такой практики. А мы писали. На новом месте все, что требовалось, — вызубрить учебник и слова учителя. Попытка привнести в простой ответ у доски что-то свое неизбежно заканчивалась показательным высмеиванием перед всем классом.

Когда тебе 14, а тебя выставляют идиотом в глазах 30 с лишним человек, чувствуешь ты себя погано. Совсем хреново становится, когда тебя постоянно убеждают, что все знания, полученные тобой ранее, ничего не стоят, так что никаких докладов и олимпиад тебе не светит, как и хороших оценок. А будешь просить объяснений от учителя, так вообще — прощай, спокойная жизнь.

© Фото: Viktor Pogontsev / Globallookpress.com

В десятом классе я сильно заболел, а потом долго не мог восстановиться. Голова постоянно болела, так что соображать было сложно. Впрочем, уже тогда я ходил на учебу, как на каторгу, так что, может быть, это была психосоматика. А у нас намечалась контрольная… Я пришел полностью подготовленный. И тут начался очередной приступ. Боль была такая, что я ничего перед собой не видел. Хотелось кричать и плакать, но при всем классе это было невозможно. Я подошел к учительнице, шепотом объяснил ситуацию и попросил отпустить меня в медпункт или дать возможность уйти домой, а контрольную написать в другое время.

Ее ответ я помню до сих пор: «Что, Дима? Голова болит? А ты инвалид? Раз такой больной, так иди и оформи себе инвалидность, калека!» Громко, четко, при всех. Что я должен был ей ответить? Вернулся на место, дотерпел до звонка, сдал контрольную, получил свой тройбан и прозвище Инвалид на оставшиеся полтора года. Правда, пользовалась им только учительница.

Честно? До сих пор ее за это не простил. И вряд ли получится.

«Привет тебе, Вика с третьей парты»

Анастасия

36 лет, директор интернет-магазина

Мои родители по долгу службы постоянно находились за рубежом, так что я пошла в первый класс в интернациональную англоязычную школу в Объединенных Арабских Эмиратах. Получилось так, что мой первый язык — именно английский. Русскому меня дома учила мама.

В Москву мы вернулись, когда я должна была пойти в шестой класс. Для меня выбрали одну из очень известных школ в районе Парка Культуры. Она была известна тем, что 1 сентября туда приезжал Ельцин.

Я проучилась в этой школе полтора года, и это был ад. Из преподавателей постоянный конфликт был с учителями математики и — внезапно — английского. Когда меня только принимали в эту школу, у меня проверяли знание иностранного языка. Мой отец тогда пришел вместе со мной. Учитель сказала ему, что английский я сдала на два. Такого быть не могло, и отец, знающий язык в совершенстве, попросил разрешения посмотреть мою работу. Выяснилось, что ошибки допустила не я, а сама учительница. Это была война.

Я, изначально англоязычный человек, перестала слышать, что не умею говорить по-английски, только после того, как к нам приехал преподаватель из США. Он вел один из курсов и постоянно ставил меня в пример остальным.

Одноклассники тоже реагировали на меня плохо. Во-первых, я была новенькой — это само по себе мишень. К тому же я была ребенком, который и выглядит как ребенок.

А вокруг были девочки, старавшиеся выглядеть старше своего возраста. Такие маленькие лолитки в коротких топиках и обтягивающих штанишках, с макияжем, огромными серьгами и журналами Cool. Мне за мои простенькие платьишки и пухлые щечки доставалось ежедневно.

Я постоянно чувствовала себя изгоем. На уроках математики я слышала, например, что у меня нет мозгов. Учительница каждый раз издевалась надо мной перед всем классом. Всем было весело, а я ее ненавидела.

Однажды на уроке труда одна из особо бойких одноклассниц по имени Вика ни с того ни с сего начала поливать меня грязью и никак не хотела умолкать. Я терпела почти весь урок, а потом не выдержала. Накатило все, ведь подобное было далеко не в первый раз. Я подошла к ней и со всей дури… закрыла ей рукой рот, нос и затылок.

И только после этого меня оставили в покое. Привет тебе, Вика с третьей парты среднего ряда. Я тебя отлично помню.

Дома я не жаловалась. Было не принято. Учителя в наши конфликты не вмешивались. Если и был в той школе психолог, я никогда про него не слышала. А старшеклассники на нас не обращали внимания. Это мы пытались быть на них похожими.

© Фото: Артем Житенев / РИА Новости

«Скажи спасибо, что не ешь одну картошку»

Александра

33 года, IT-консультант

Из своей школы я сбежала посреди десятого класса. В один день забрала документы и перевелась. Не жалею ни о чем.

Школа у нас была пафосная, языковая. Родителям пришлось очень постараться, чтобы меня туда взяли. Не может семья чем-то финансово помочь школе? Ищите вашей девочке местечко попроще.

В начальной школе было все в порядке, но класса после пятого стало понятно, что класс у нас делится на две части: дети богатых родителей, приезжающие в школу на дорогих машинах, и все остальные. Я была из второй группы.

Люксовые детишки постоянно устраивали травлю кого-то из одноклассников, в том числе травили и меня. Основной причиной была одежда. Одеваешься на рынке? Фу! Нищебродка! Немодная! Страшная! И все в этом духе. Каждый день эта прослойка одноклассников с упорством, достойным лучшего применения, объясняла мне, что я — второй сорт.

Преподаватели не только не вмешивались в подобные конфликты, а поддерживала это разделение. Родители «золотых» детей приносили в школу деньги и дорогие подарки. Это не афишировалось, но все были в курсе. Соответственно, их сыновья и дочери могли не переживать по поводу оценок — им ставили все, что нужно, чуть ли не за них отвечали на уроках.

Тогда уже были репетиторы по разным предметам, но невозможно было получить хорошую отметку, если дополнительно занимаешься не с учителями из этой школы. А работать с ними было очень дорого. Кстати, этого тоже никто не скрывал.

Какая-то индивидуальность тоже пресекалась. Тогда формы не было, все ходили, в чем хотели. Но как-то ярко менять свою внешность имели право только дети из «золотых». Одна такая девочка ходила по школе с ядрено-розовыми волосами. Глядя на нее, я решила покраситься в синий. Когда меня увидела директриса, она схватила меня за руку, вывела из школы и заявила, что снова прийти сюда я смогу только после того, как смою «это безобразие». Я была не из высшей касты. Мне такое было непозволительно.

Родители дома реагировали на рассказы о таких историях однозначно: «Скажи спасибо, что не ешь одну картошку изо дня в день». Все! Школьного психолога никто из нас не видел. Просить поддержки у классного руководителя было бессмысленно, а старшеклассникам было не до нас.

В итоге я просто плюнула и ушла. В другую школу. Там были прекрасные учителя и замечательный директор, к которому можно было просто прийти с любым вопросом.

Вот только это не спасло. До сих пор я работаю с психотерапевтом, чтобы вытравить из себя это ощущение «второго сорта». Да, стало лучше. Я сумела получить образование, занять высокооплачиваемую должность… Но до сих пор, стоит вспомнить об этом, трясет. Так что, дорогая школа, я по тебе не скучаю! Совсем.

«Они у нас нормальные»

Костя

13 лет, школьник

Полгода назад я пришел в новую школу. Сразу понял: если идешь в новый класс, надо быть как чистый лист. Надо забыть все, что было до, начинать заново. Если придешь с чем-то из прошлого, тебя за это и зацепят.

© Фото: Viktor Pogontsev / Globallookpress.com

Не могу сказать, что у нас тут есть какие-то крупные конфликты. В старой школе их, правда, было полно. У нас были изгои, которым доставалось от всего класса. Стоило им сделать хоть что-то не так, над ними начинали смеяться все. Вряд ли им это было приятно.

Я сам никогда не участвовал в травле, но видел, как травили других. Даже в этой новой школе есть одноклассник, которого время от времени задевают все, кому не лень. Правда, он сам хорош — вечно дает повод. Смешной он. Придет на физкультуру, например, а того же мяча боится, постоянно от него уворачивается, руками еще как-то очень смешно взмахивает. Все ржут, называют его «заслуженным мастером спорта». Но как-то не со зла.

Всякое, конечно, бывает. Но когда кто-то на другого налетает и начинает, например, матом орать или кулаками размахивать, я стараюсь остановить. Меня такое раздражает. Так себя ведут те, кто зарвался, таких надо быстро одергивать, а то совсем наглыми станут.

Не знаю, есть ли у нас школьный психолог, но мы и без него справляемся. Наши родители знают, что в классе творится. У них там, кстати, всякие чатики есть. Мы с мамой дома это обсуждаем. С учителями тоже говорим, они у нас нормальные. И со старшеклассниками общаемся. У нас в классе один парень телефоны чинит. Вот на этом очень много знакомств со старшими и выстроилось. Нет проблемы подойти к кому-то, например, из девятого и что-то спросить. Они к нам тоже сами подходят.

«Все это очень серьезно»

Светлана Ладейщикова

семейный психолог

Воспоминания о школьных конфликтах в психологической практике — одни из самых тяжелых. Зачастую они даже тяжелее памяти о насилии в семье. Особенно острой ситуация становится, если родители занимаются попустительством. У меня было много клиентов, которым в таких ситуациях родители говорили: «Не обращай внимания». Но это же противоестественно!

Например, одна из девочек, с которой я работала, на почве школьного конфликта вошла во внутреннее замирание. На физическом уровне. Она пришла ко мне, когда ей было почти 30, а выглядела подростком. И никаких других предпосылок для этого не было. Так что все это очень серьезно.

К сожалению, подобных историй очень много, и часто родители отстраняются. Они не хотят слушать о проблемах детей. Они хотят, чтобы дети их радовали.

© Фото: Павел Лисицын / РИА Новости

Службы примирения в школах, где будут работать волонтеры из числа старшеклассников, — не новая идея. В советские времена была подобная практика. Тогда это был институт пионервожатых. Они брали шефство над младшими учениками, проводили с ними какие-то мероприятия и имели в их среде определенный авторитет. По моему опыту, это не была системная практика, пионервожатые не занимались именно помощью в разрешении конфликтов, но удачные примеры были.

То, что сейчас внедряется столичными властями, — хорошая инициатива. Важно только, чтобы ее реализация была на должном уровне.

Самый отчаянный период в жизни подростка — 11-13 лет, как раз тогда начинаются конфликты. Дети ищут себя в них, пробуют подобные формы коммуникаций. Это и попытки лидерства, и отработка способности говорить нет.

Происходящее в этот период с детьми — история не о жертве и преследователе, а об определенных процессах, динамике в группе. Если в ней произошел какой-то сильный конфликт, дело не в двух отдельных учениках. Что-то происходит со всем классом.

Для таких групп необходим старший наставник — взрослый, психически уравновешенный человек, который способен находиться на равном удалении от всех. Конечно, в идеале это должен быть классный руководитель, способный выстроить свой авторитет не на насилии, а на способности увлечь детей, добиться их уважения иными способами. Это должен быть опытный человек, способный взять на себя ответственность за то, что происходит в детской группе.

Важную роль тут играют родители. Они должны бить тревогу, обсуждать ситуацию с ребенком, говорить, что произошедшее — неправильно. Ребенок должен понимать, что именно произошло. И он должен знать, что родители на его стороне, они его поддерживают и готовы за него бороться. Ребенок должен понимать, что за него вступились и не дадут в обиду. Он не может справиться с такими ситуациями сам, у него еще нет ресурса. Если ребенок знает, что у него за спиной мама и папа, он уже вряд ли станет жертвой буллинга. Он будет совсем иначе себя вести и себя отстаивать.