«А на постсоветском пространстве все не так»

Москвичи, как и все жители больших и малых городов на постсоветском пространстве, не умеют совместно отстаивать свои права и вести диалог с администрацией. Урбанист Святослав Мурунов объяснил МОСЛЕНТЕ, почему это так.

Культура участия в городских процессах в СССР не воспитывалась, после его развала, в лихие 90-е, люди были озабочены только собственным выживанием, а в благополучные 2000-е попали под гипноз культуры потребления и сдались брендам. Только сейчас поколение 40-летних, выплатив первую ипотеку и вырастив детей, впервые задумывается о том, чего хочет от жизни и родного города. Это и есть первые «классические» горожане на постсоветском пространстве. Объединяясь в сообщества, они все громче заявляют о своих правах и пробуют вести диалог с властью.

Имитация диалога

Города европейские и американские выстроены в первую очередь на конфликте и синтезе разных культур, которые принадлежат всем его жителям и в то же время — никому конкретно. Там сообщества жителей, ассоциации профессионалов и бизнес-союзы выдвигают своих делегатов для участия в городских проектах, и именно они формируют запросы на изменение среды, которые администрация отрабатывает.

А на постсоветском пространстве, и в Москве в частности, все не так. В том числе и потому, что горожан в классическом понимании у нас нет. Культура участия в городских процессах у нас не воспитывалась, потому что диалога властей с гражданами в СССР, по сути, не было, была только его имитация. Разность позиций существовала лишь там, где дело касалось государственной безопасности или сложных инженерных задач, но и там, как правило, диалог полностью управлялся государством.

Пример Выксы

В этом году наш центр делал исследование в Нижегородской области, в замечательном городе-заводе Выкса с населением 80 тысяч человек. Нашей целью было понять, сколько культур присутствуют там одновременно.

Выяснилось, что половина жителей — это фактически крестьянское население, живущее своим приусадебным хозяйством с теплицами, коровами и свиньями. Другая часть населения — слобожане: люди «переходного периода», работающие на заводе, которые в принципе тяготеют к крестьянскому укладу и постоянно ездят на дачу, где у них есть огород. Есть еще классические заводчане — люди, у которых все должно быть четко, по плану, чья идентификация выстроена по схеме: я винтик в системе, часть коллектива, который выполняет большие заказы. И лишь небольшой процент населения — это именно горожане в классическом понимании: они знают историю Выксы, понимают, в каком состоянии она находится сейчас, и переживают за каждое срубленное дерево или уехавшего одиннадцатиклассника.

По большому счету это исследование хорошо продемонстрировало всю проблематику постсоветских городов. И если в Москве крестьянского населения нет, то остальные группы широко представлены, и классических, сознательных и активных горожан также крайне мало.

Форма коммуникации

Сообщества — это не только самоорганизованные группы людей, не только субъект, но прежде всего еще и некая форма коммуникации, социального знакомства и обмена информацией.

В каждой культуре эти формы по-своему воспроизводятся. Например, в крестьянской, деревенской культуре понятия сообщества не существует, там людей объединяет родство и соседство. В слободской культуре понятия сообщества тоже нет, его там заменили такие институции, как профсоюз, родительское собрание, очередь и митинг. Там появляется феномен клуба по интересам: чтобы как-то распорядиться своим свободным временем, приспособить его, люди находят тех, чьи интересы совпадают с их собственными, чтобы разделить риски и ресурсы и повысить качество проводимого времени в плане получаемых эмоций.

В заводской культуре понятие сообщества заменяют братство, цех, там существует определенная кастовость: разделение на управленцев, инженеров, работяг. Здесь тоже появляются аналоги сообществ, связанные с проведением досуга и культурным отдыхом: любители бардовской песни, походники, велосипедисты и филателисты. Там очень явно прослеживается принадлежность к какому-либо клубу: я стройотрядовец, я кавээнщик, а если ты и там, и там, и там, то ты суперзвезда, причисляешься к кагорте суперразвитых коллег-товарищей.

В мировоззрении горожанина, в отличие от представителей всех перечисленных культур, есть представление о том, что такое сообщество. С детства, с посещения разных общественных мероприятий он узнает от родителей, что в его городе на такой-то площади играют шахматисты, а во дворе раз в месяц проходят встречи соседей и так далее. Так что он понимает, что город — это множество культур, представленных разными социальными формами разной степени сложности, предназначенных для решения разных задач.

Крестьянский календарь

По большому счету, отвечая на вопрос: «А что не так с человеком в постсоветском городе?», надо честно признать, что все не так: очень мало сознательных горожан,и очень много людей, которые воспитаны и живут в других культурах. Чиновник может обладать мышлением заводчанина, а предприниматель при ближайшем рассмотрении окажется носителем крестьянских ценностей. И конфликт этих культур пока даже не начал вскрываться.

Неверно, когда говорят, что население у нас инфантильное и пассивное. Нет, наши люди сознательны и по-своему активны, просто их импульсы и поступки не укладываются в идеальную модель горожанина. Если посмотреть, как устроен их мир, что для них важно, то вы обнаружите очень много противоречивых точек зрения, ценностей и целей. Например, жители постсоветского города легко могут жить в крестьянском календаре, где весна — время обновления и посева, а осень — период заготовок и подготовки к зиме. И на призывы выйти на публичные слушания, познакомиться с соседями из многоквартирного дома у них даже не возникает реакции, потому что вообще нет представления о том, зачем это нужно. Их картина мира выстроена на основе других культурных стереотипов, где подобного просто не было.

Так что городские проблемы на постсоветском пространстве сегодня чаще всего упираются в то, что их не с кем обсуждать, потому что нет горожан. Крайне мало людей, которые вообще понимают, что такое город и как он устроен, кто на него имеет право и как это право реализовать.

Взрослый человек, да и целое поколение, при желании этот пробел могут заполнить. Но, чтобы измениться, надо учиться, получать опыт, погрузиться в эти новые состояния.

Живой контакт

И сейчас в Москве запоздалый запрос на самоидентификацию у 40-45-летних говорит о том, что у постсоветского человека в течение жизни не было возможности попробовать себя в большом количестве социальных ролей. Он не член партии, не знает соседей, на работе нет нормального профсоюза, где он играл бы какую-то роль, он не входит ни в какой клуб по интересам, и времени не хватает даже на собственную семью. И только выплатив свою первую ипотеку и вырастив детей, он осознает, что у него много свободного времени, которое некуда девать. Анализируя ситуацию, он чаще всего понимает, что не знает, чего хочет, потому что опыта самопознания у него не было.

Почему эти люди сейчас ринулись в активизм и социальные движения? Потому что таким образом они ищут ответ на свой главный базовый запрос: «А кто я»? Потому что самый быстрый способ это понять — встретиться в реальности с другими людьми и, пообщавшись, сделать выводы: с кем у тебя много общего, на кого ты хочешь быть похож, а на кого нет. Для этого нужен живой контакт, и такая социализация, выраженная в создании базовых сообществ, началась в Москве только сейчас. Потому что в 1990-е все выживали, а в 2000-е, после пережитых испытаний, мы все были в идеологии и культуре потребления. Тогда было не до поиска ответов на вопросы о смысле жизни и самоидентификации, все это заменялось покупкой статусных продуктов, в первую очередь автомобилей, или выбором внешних сценариев поведения: если летишь на Мальдивы отдыхать, то принадлежишь к одной группе, а если в Египет или Турцию, то к другой.

В социально неразвитом обществе 2000-х с большим количеством ресурсов, заработанных за счет продажи нефти, только очень тонко чувствующие люди понимали, что покупка товара или услуги дает лишь такое ментальное поглаживание: «Ты хороший, успешный и вообще молодец», но не отвечает на вопрос: «А какой ты»? И все, что за этим приобретательством стоит, — это сладкий яд рынка, когда с покупкой каждой новой машины или мобильного телефона ты испытываешь удовольствие, но с каждым разом — все меньше и меньше.

Запрос на социальную активность

Люди сейчас резко начали учиться, и книжки, воркшопы и тренинги — это один из ответов на тот самый базовый вопрос: «А кто я»? Но главным образом горожане отвечают на него, участвуя в социальной активности. Люди с удовольствием пробуют делать проекты, записываются волонтерами, вместе с друзьями организуют всяческую движуху: события, походы, фестивали, концерты. За всем этим стоит запрос на социальную активность.

Хипстеры формируют только молодежные сообщества, а у пенсионеров они только возрастные. А вот 40-45-летние находятся на промежуточном этапе: они еще помнят Советский Союз и при этом чувствуют себя своими в новом мире постперестроечной глобальной экономики. Формирование их личности проходило в 1990-е, в момент перехода от «совка» к «постсовку». Их мировоззрение содержит несколько культурных форм, оно шире, чем у советского человека или хипстера. Такие идеологи и инициаторы сообществ формируют сложные межпоколенческие структуры, выступая медиаторами и модераторами диалога разных возрастных групп.

Понятно, что такие сообщества больше имеют отношение к городской культуре. Потому что базовый запрос горожанина — это поиск ответа на вопросы: кто я, кто еще есть в городе, кроме меня, и какие у нас с ними могут быть отношения?

А участие в сообществах — самый быстрый способ самоопределения. Ведь для самоопределения через работу нужно отучиться, наняться, набраться опыта — это долгий путь, требующий выполнения большого количества условий. А настоящее самоорганизованное сообщество дает вам такое количество социального опыта, какое вы нигде больше не получите. Если вы умеете хоть как-то коммуницировать, то получите там не только консультации, за которыми пришли, но еще и удовольствие от включения в новые процессы, новый круг общения. В котором вам, кстати, с легкостью простят первые ошибки.

В Москве сейчас вопрос формирования низовых сообществ накладывается еще на политическую ситуацию, в которой государство постоянно подкидывает темы для самоорганизации. Например, захватывает ваше жизненное пространство через программу реновации, говорит: «Слушайте, ребят, мы вас отсюда выселим, двор ваш срубим». Понятно, что люди воспринимают это, как посягательство на святое: «Я здесь вырос, это площадка, где прошло мое детство, а теперь это все отберут».

Соответственно, граждане начинают быстрее самоорганизовываться, потому что понимают, что дом общий и вопрос будущего двора касается всех. Они тут же идут по квартирам и говорят: «Давайте знакомиться». При этом главный шок у людей происходит оттого, что, объединенные общей головной болью, они впервые начинают нормально знакомиться, узнавать друг друга по ценностям: где работаете, чьих будете, что вас волнует?

Конфликт между городом и горожанином

Все это порождает много сообществ, но большинство из них, к сожалению, умрет, потому что тема, которая их сформировала и объединила — это борьба, в данный момент с программой реновации. А мировой опыт показывает, что стабильными и долгоживущими становятся только те сообщества, которые возникли на волне позитивного взаимодействия, социальной дружбы, когда люди, живущие рядом, договариваются о том, как они вместе будут организовывать свою жизнь, делать ее удобнее и лучше.

Когда сообщество формируется на повестке борьбы, перспективы развития у него всего две. Либо оно развалится, когда то, за что идет борьба, отнимут, либо начнет постепенно разрушаться в ходе противостояния, потому что процесс это очень рискованный и ресурсозатратный. Как эмоционально, психологически, так и физически.

С другой стороны, в Москве сейчас мы видим, что эти сообщества, основанные на идее противостояния и борьбы, начинают возникать повсеместно и друг друга поддерживают. Таким образом, протест против реновации трансформируется в позицию: «Мы есть как субъект, как горожане. Мы не одни, мы чего-то хотим и можем».

И то, что происходит сейчас в Москве, уникально для всего постсоветского пространства. Потому что впервые в массовом порядке мы наблюдаем появление гражданских форм самоорганизации — городских сообществ, выстроенных не по интересам: филателисты, бегуны, йоги — а по видению своей роли в городе. Люди начинают примерять на себя первую роль, заявляют: «Без учета моего мнения нельзя решать, каким должен быть город и его благоустройство. Администрация должна принимать решения по итогу диалога со мной и другими горожанами. Город — это я».

Вторая тема, которая в Москве очень заметна, — это то, что очень глубокий конфликт между городом и горожанином, который мы сейчас наблюдаем. Потому что люди, на собственность которых посягают через программу реновации, возвращаются к формату поведения советского «несуна». Который тащил у государства, где мог и что мог, исходя из того, что оно ему должно, а он так восстанавливает социальную справедливость. На этом фоне вполне закономерно выглядит новость о 10 тысячах растений, вытоптанных и украденных из парка «Зарядье» в первые дни его работы.

В таком подходе нет лояльности, толерантности, возможности диалога. И ситуация сейчас такова, что в Москве есть запрос на городские сообщества, и они уже формируются на основе гражданской позиции. Там, где возникает самоорганизация и люди проводят выборы своего депутата, появляется структура, похожая на городское самоуправление, последние муниципальные выборы демонстрируют эту связку. Наиболее живые московские районы, в которых появились ростки самоорганизации, ответственно отнеслись к выборам и «захватили» муниципальную пятерку депутатов.