«И тогда я решил заклепать всю Москву». Каким был первый магазин рок-атрибутики в Москве
Клуб филофонистов в Химках
Перед тем, как пластинками, кассетами и рок-атрибутикой стали торговать на «Горбушке», у московских меломанов было несколько мест для сборов. В 80-х пластинками ездили меняться на Самотеку — сквер у Самотечной площади, к ГУМУ и в Химки. Там Борис Симонов, который позже открыл музыкальный магазин «Трансильвания», снимал по выходным помещение клуба нумизматов. Вход стоил 50 копеек, от меломанов, или филофонистов, как они официально назывались в СССР, отбоя не было. И в маленькое помещение, напоминавшее избу, все желающие скоро перестали вмещаться.
Собиралась толпа, а где пластинки, там и сопутствующие товары: джинсы, жвачка и прочее. Начались милицейские рейды, — статью за спекуляцию тогда никто не отменял. И толкучку в Химках прикрыли где-то к весне 1985-го.
Пришлось перебираться «в леса». Встречаться стали у железнодорожных платформ по тому же направлению. Сначала собирались все в тех же Химках, только теперь переходили уже на другую сторону от станции. Приезжали с Ленинградского вокзала, стихийно занимали площадку и там толкались. Но химкинская милиция разгоняла и там, поэтому место сбора решили организовать, проехав чуть дальше — на платформе Новоподрезково. И стали ездить туда на этих же электричках в субботу-воскресенье.
Платформа Новоподрезково
Там все было уже стихийно, в основном приезжали меняться винилом. Сопутствующий товар-мерч тоже попадался. В основном самодельный, большой редкостью было, если туда попадали косая кожа, фирменный значок или напульсник. Народ жаждет, надо было эту нишу заполнять, и тогда я решил заклепать всю Москву.
Самое главное, что тогда было в ходу — это ромбовидные клепки. Как на напульснике у вокалиста Judas Priest Роба Хэлфорда, например.
И пять дней в неделю я клепал эти ремни и напульсники, делал значки. А потом в субботу-воскресенье вместе с огромной пачкой пластинок все это хозяйство вывозил на толкучку. Мне это было дико выгодно, получал я больше, чем была зарплата у любого из моих знакомых.
Так вся неделя и проходила — шлифование, клепка и поиск материала, на который это все крепить.
Пять портфелей — один напульсник
Клепки вначале были круглые, хромированные, так называемые чемоданные. По четыре штуки можно было отодрать от днища советского чемодана, сумки или портфеля. Но они меньше котировались, чем ромбовидные, острые, и их было не достать. Когда пошла волна, школьники со всех портфелей — и у себя, и у одноклассников — эти клепки повырывали. Пять портфелей — один напульсник.
У меня был армейский друг, и я ему сказал, что буду платить за ромбовидную клепку рубль. Он когда договорился с мужиками на Волжском автомобильном заводе по 20 копеек за клепку, они там с ума сошли. Ему на пробу из толстенных листов нержавейки их наклепали целый чемодан.
И он привез их мне. Я когда это увидел, конечно, офигел, но за чемодан расплатился по рублю за штуку, как и обещал. Потому что знал, что на напульснике каждая клепка уйдет трояком, а то и пятеркой.
Потом я сбил цену, стал платить заводчикам подешевле, а они уже тогда стали клепать их чуть ли не вагонами.
Те первые клепки были неимоверно тяжелые, и каждую надо было шлифовать, потому что нержавейка была необработанная. И у меня в носу был уже фильтр из пасты гои и войлока от шлифовальных кругов. Я тогда их стер штук десять.
КГБ и рок-клубы
В то время кагэбэшники уже поняли, что процесс идет стихийный по городам-миллионникам и нужно организовывать рок-клубы. Чтобы все эти волосатики не несли какую-то антисоветчину, а были под присмотром, под крылом кураторов. И пошли в Москве, в Питере, Екатеринбурге и других городах организовывать рок-клубы. В каждом из них были какие-нибудь дяденька или тетенька, которые следили, кто чем занимается, и писали отчеты.
Им выделяли помещения, московская рок-лаборатория была на Старопанском переулке у ГУМа. Приходишь, а там панки стоят с ирокезами. При этом кагэбэшном рок-клубе даже умудрились сделать студию звукозаписи, которая тиражировала кассеты. Организовали лавчонку, где были напульсники, значки. И я возил туда свою продукцию.
Первые магазины рок-атрибутики
Леса-лесами, но тут еще и магазинчики появились. Первым был «Давай! Давай!» на Колхозной, которая сейчас называется Сухаревской. Устроили его на последнем этаже, в какой-то бывшей квартире. И вот идешь по этой лестнице на пятый этаж старого, дореволюционного еще дома, а там очередь стоит, чтобы только попасть внутрь и урвать себе бандану или плакат.
Началось кидалово — любера стали приезжать, «ждань», Казань… Вычисляли, кто вышел из магазина, отбирали купленное. А потом металлистам же продавали отобранное за полцены. И чтобы криминала не было, из местного отделения милиции в «Давай! Давай!» отрядили милиционера. Тщедушный такой парнишка, который, отслужив в армии, приехал из провинции. Он стоял там в форме, следил за порядком, чтобы не было хулиганства, выстраивал очередь. Потом через год смотрю — он уже с серьгами в ушах, весь татуированный, и открыл свой магазин рок-атрибутики — «Хобгоблин».
Опт и мелкая розница
До развала Союза все шло по нарастающей: контроль ослабевал, позволялось уже все. Спрос рос, а за ним и предложение. Товар в основном привозили контрабандой, часто из Польши. Там кооперативное движение началось раньше лет на пять, и было время, когда это была очень пиратская страна. Например, туда ездили за кассетами, которые были сделаны под фирменные, с книжечками, но стоили втрое дешевле американских или голландских.
Настолько было интересное время, что когда вспоминаю — дух захватывает. Время набирающей обороты свободы: предпринимательской, идеологической — какой угодно. Это был просто взрыв. Потом, когда подписали беловежские соглашения, пришли тяжелые времена, но все это продолжало набирать обороты. И валютные операции разрешили, уже статья 88 не грозила. Люди налаживали каналы покупки, доставки и сбыта.
Сколько можно заработать на журнале
Деньги делались на чем угодно. Например, взять журнал Metal hammer, который появился только в 1984 году и был посвящен только металлу. В нем было штук пять двусторонних плакатов А4 и один суперпостер на 16 или на 8 разворотов.
Журнал мог улететь «в разрыв», то есть по листочкам, и тогда он достигал цены до 300 рублей. Покупался за 100, разрывался-дербанился на материалы о группах и постеры, каждый из которых мог стоить пять, а то и 15 рублей.
Люди охотились за этими постерами, как в Америке — за бейсбольными карточками. Если у тебя был «канал», ты мог взять журнал за 100 у спекулянта, например, который покупал его у проводника поезда за 60 рублей. И, не разрывая, можно было сразу продать его на толкучке за 120.
Продал пять журналов, и у тебя 100 рублей в кармане. Пойди их заработай, тогда месячные зарплаты такие были. Или берешь пачку — штук десять, и они у тебя улетают за одну субботу. Их покупают люди, которые разрывают журнал и продают дальше уже по частям. Получался опт и мелкая розница. Бизнес зарождался прямо на месте, торговали всем, чем могли, кто во что горазд.