Дом, где спал Гоголь

Этот небесно голубой дом сразу бросается в глаза любому, кто идет по Мясницкой улице от Лубянской площади в сторону Чистых прудов. Он буквально притягивает взор изысканными пропорциями, яркостью красок и необычностью архитектуры. Но знаменит он не только броским внешним обликом, но и богатейшей историей, которая стоит отдельного разговора. МОСЛЕНТА решила подробнее остановиться на прошлом и настоящем удивительного особняка Салтыковых–Чертковых.

От орды до Наполеона

Судьба у этого удивительного дома сложная и многогранная, под стать всей истории Москвы.

Самые ранние сведения относятся к средневековью, из него следует, что участок принадлежавший некогда князьям Волынским был передан Касимовским князьям, перешедшим на службу к Московскому царю. С начала постройки на нем были деревянными, но в XVII веке бывшие ордынцы обзавелись и каменными палатами.

Следующим владельцем участка стал Алексей Григорьевич Долгоруков — Смоленский губернатор и сенатор, сын знаменитого сподвижника Петра Первого и дипломата. Касимовские строения он перестроил на европейский манер, благо, в детстве не раз с отцом бывал в Италии. После смерти великого императора, Долгоруков взлетел до самых высот, чуть не стал тестем самого наследника престола, но как Икар обгорел и упал вниз. В смысле, был сослан в Березов, где и окончил свой бренный век.

А опустевший особняк после этого (в 30-х годах) отошел к представителям младшей ветви знаменитого рода Салтыковым, а именно к Николаю Петровичу, бывшему тогда главой мануфактур-коллегии, а позже Московским губернатором и тайным советником. Последующие сто лет дом был связан именно с этой старинной фамилией.

После смерти Николая Петровича в доме жила его вдова, затем, предположительно в 1783 году, дом переходит в собственность их сына, генерал-майора Сергея Николаевича Салтыкова. При них старинные палаты касимовских князей снесли, а на их месте по проекту архитектора Семена Карина было построено новое здание в уже уходящем, но еще актуальном барочном стиле. При этом старинные сводчатые подвалы сохранили – в хозяйстве они оказались весьма полезными. Дом тогда имел совершенно иной вид — у него не было флигелей, атлантов и палисадника перед входом. Видимо, и декор был несколько другим.

Карина вряд ли можно отнести к зодчим первого ряда, но в свое время он был довольно известен. Много работал в Киеве и Санкт-Петербурге, да и в первопрестольной отметился рядом интересных работ. До наших дней дошли особняк Хитрово на Арбате и усадьба Н.А.Саморокова на улице Забелина. В те годы Семен Антонович был московским полицейским архитектором, позже служил при московской Управе Благочиния.

Бытует легенда, что после пожара несколько ночей в доме Салтыковых провел сам Наполеон Бонапарт, хотя документальных подтверждений этому факту нет. В октябре 1813 года особняком владела жена штабс-ротмистра лейб-гвардии конного полка А.С. Салтыкова. Исходя из сохранившихся сведений, в двадцатых годах он оценивался примерно в 150 тысяч — по тем временам весьма солидная сумма.

Стоимость дома стала известна потому, что он был выставлен на продажу. В итоге, дом приобрел Александр Чертков, который и принес ему славу. Этот человек заслуживает отдельного рассказа.

Гусар, нумизмат и отец «исторички»

По отцу Александр Дмитриевич происходил из старинного и уважаемого дворянского рода Чертковых, по матери — из богатого рода Тевяшовых. Судя по документам, за семьей «числится крестьян мужеска пола 14 725 душ». Брак был счастливым, принес супругам шестерых детей, с том числе, трех сыновей. Двое младших стали генералами, но нас интересует старший сын – Александр.

Он получил домашнее образование, благо у семьи была возможность нанять достойных учителей, потом отправился в столицу, где был записан в гвардию. Честно воевал в войну 1812 года, особенно отличился в Кульмском сражении, в котором вся русская гвардия показала чудеса храбрости. Участвовал в «битве народов» под Лейпцигом, был неоднократно награжден. В 1822 года вышел в отставку в чине полковника с правом ношения мундира.

В следующем году Чертков отправился путешествовать в Европу. За два года пребывания за границей Александр Дмитриевич посетил Австрию, Швейцарию и Италию. Подружился с экономистом и публицистом, декабристом Николаем Тургеневым.

Но определяющим для будущего Черткова стало не знакомство с «политэмигрантом» Тургеневым, а общение со знатоком истории, профессором Варшавского и Пизанского университетов Себастьяно Чампи. Последний, хоть и был священником, заразил Черткова любовью к этрусским и славянским древностям, в которых оба находили много общего.

В 1827 году Чертков вернулся в армию — надвигалась турецкая война. Полковника определили в гусарский полк эрцгерцога Фердинанда, ранее именовавшийся Изюмским. Чертков участвовал в Дунайской кампании, после чего приехал в Москву. К этому времени он уже женился, и у молодой семьи появилась необходимость в собственном жилье. Таким образом, в 1831 году судьба особняка Салтыковых на Мясницкой переплелась с судьбой отставного полковника Черткова.

Своим призванием Александр Дмитриевич видел науку. Сначала он увлекался сельскохозяйственными опытами, затем минералогией и энтомологией. Но в итоге, пришел к истории, которая стала его главным увлечением и призванием. Главным предметом исследования стали этруски и славянские древности.

Вот некоторые из его работ: «О переводе Манассииной летописи на славянский язык, с очерком истории болгар, доведенной до XII века», «О числе русского войска, завоевавшего Болгарию и сражавшегося с греками во Фракии и Македонии», «Фракийские племена, жившие в Малой Азии», «Пеласго-фракийские племена, населявшие Италию», «О языке пеласгов, населявших Италию и сравнение его с древне-словенским» и другие.

Выдающийся вклад внес Чертков в становление отечественной нумизматики. Его «Описание древних русских монет» с последующими дополнениями стало одним из первых серьезных научных трудов об истории отечественных денег. За нее ученый был премирован Демидовской премии Академии наук, которую полностью передал на издание научных книг.

Кроме того, он состоял членом Одесского общества истории и древностей, Императорской Академии наук, с октября 1847-ого являлся почётным членом Императорского Русского археологического общества, а с 1849-ого по 1857-ой — президентом Императорского общества истории и древностей Российских.

Параллельно Чертков собирал книги. В его библиотеке постепенно накопилось до 20 тысяч томов, которые были четко систематизированы и каталогизированы для научной работы.

Среди них было множество редких и уникальных экземпляров, часть которых он выписывал из-за границы. Александр Пушкин в библиотеке Черткова работал над «Историей Пугачевского бунта», а Лев Толстой, уже несколько позже, над исторической частью «Войны и мира».

Вел Чертков и общественную деятельность, будучи избранным предводителем уездного, а потом и губернского дворянства. А еще содержал приют, заботился о неимущих, входил в попечительский совет строившегося Храма Христа Спасителя.

Его дом превратился в культурный центр Москвы. В стенах этого замечательного особняка бывали А.С. Пушкин (говорят, здесь он подсмотрел прототип своего Евгения Онегина), В.А. Жуковский, М.Н. Загоскин, Ф.И. Глинка, М.С. Щепкин).

Это произошло во время первого представления «Ревизора». На спектакле писатель сидел в ложе вместе с Чертковыми. Когда в антракте публика стала вызывать автора, смущенный Гоголь быстро покинул ложу и ушёл из театра. Когда же недоумевавшие Чертковы вернулись домой, они обнаружили, что Николай Васильевич…спит у них в гостиной на диване.

Принимал у себя Чертков и знаменитого композитора Роберта Шумана с его женой, замечательной пианисткой Кларой Шуман. Именно здесь весной 1844 года москвичи впервые приобщились к музыке великого композитора.

Нет сомнения, что Александр Дмитриевич был личностью уникальной, достойной всяческого уважения. Когда же он скончался, своему сыну он наказал передать библиотеку в дар городу, что и было сделано. Библиотека Черткова сначала стала самостоятельным учреждением, позже была передана только образовавшемуся в Москве Историческому музею, а потом стала основой для создания Государственной Исторической библиотеки – знаменитой «исторички», через которую прошли все московские историки.

«Серебренный век». Богема и «железка»

Специально для библиотеки Григорий Александрович Чертков построил флигель (архитектор А.В.Булгарин), и с 1863 года она стала работать как публичная, с читальным залом. Также там проходили собрания Общества русских врачей, а позже Архитектурного общества.

В 1871 году, когда Григорий Александрович переехал в столицу, библиотека окончательно была передана городу с сохранением названия Городская Чертковская. А особняк достался дальней родственнице Чертковых, княгине Наталье Алексеевне Гагариной.

Дом был снова перестроен (архитектор Соколов), на нем появилась обильная лепнина, атланты и прочие украшательства, характерные для стиля рококо. Значительная часть здания и флигелей были сданы в аренду.

Со стороны Милютинского переулка появился магазин семян «Иммер Эрнест и сын», который часто посещал А.П.Чехов, со стороны Фуркасовского два книжных магазина. Гагарина надеялась таким образом поправить свое материальное состояние, но дело не выгорело. Дом был заложен и в 1880-м выставлен на торги.

Дело в том, что у Клавдии Никоновны был брат – известный в городе ростовщик Григорий Карташов, которого ненавидела половина Москвы. По слухам, он скопил колоссальное состояние, которое держал в тайнике в подвале своего дома. А когда старый скряга умер, сундуки в тайнике оказался пустыми, зато его сестра неожиданно сказочно разбогатела…

Обидина могла позволить себе вести богемную жизнь, что они и делала. Во флигелях по прежнему работали магазины, а в самом доме появилось что-то вроде салона. Здесь проводили выставки, работал Литературно-артистический клуб и Литературно-артистический кружок. Организатором клуба выступил адвокат А.И Урусов, директор малого театра А.И.Южин-Сумбатов, редактор журнала «Русская мысль» В. А. Гольцев и знаменитый архитектор Федор Шехтель.

Кстати, последний стал инициатором перестройки и придумал великолепную центральную лестницу. А камин нарисовал Врубель. Здесь бывали основатель театрального музея Бахрушин, основатели Московского Художественного театра Немирович-Данченко и Станиславский, артисты Яблочкина, Ермолова, Федотова, Качалов...

«Здесь чувствовали себя все как дома, вполне непринужденно, по-товарищески, поэтому нередко среди вечера вдруг составлялся то внезапно концерт, то хор из выдающихся солистов оперы, то беседа, то просто товарищеский ужин». (Николай Телешов «Записки писателя»).

О бытовавших нравах лучше всего свидетельствует рассказ Владимира Гиляровского:

_«Отыскали новое помещение, на Мясницкой. Это красивый дом на углу Фуркасовского переулка... Помещение дорогое, расходы огромные, но число членов росло не по дням, а по часам... Но членских взносов оказалось мало.

Пришлось организовать карточную игру с запрещенной «железкой». Члены Охотничьего клуба, избранные и сюда, сумели организовать крупную игру, и штрафы с засидевшихся в «железку» игроков пополняли кассу. Штрафы были такие: в 2 часа ночи – 30 копеек, в 2 часа 30 минут – 90 копеек, т.е. удвоенная сумма плюс основная, в 3 часа – 2 рубля 10 копеек, в 3 часа 30 минут – 4 рубля 50 копеек, в 4 часа – 9 рублей 30 копеек, в 5 часов – 18 рублей 60 копеек, а затем Кружок в 6 часов утра закрывался, и игроки должны были оставлять помещение, но нередко игра продолжалась и днем, и снова до вечера… Игра была запрещена, полиция следила за клубом, и были случаи, что составлялся протокол, и «железка» закрывалась». (В.Гиляровский «Москва и москвичи»).

На краю гибели

В начале нового века этот салон «серебряного века» закрылся. Наследник Обидиной открыл ресторан, для которого перед домом был построен специальный павильон. К фасаду особняка было пристроено здание магазина металлических изделий, где торговали товарами известных фирм «Роберт Кенц» и «Н. Феттер и Е. Гинкель».

В подвале флигеля разместился химико-бактериологический институт доктора Филиппа Блюменталя, выпускавший препараты и прививки, рядом располагались паяльная мастерская, чайная и съестная лавки. От былого величия исторического особняка не осталось и следа.

После революции особняк приспособили под «Клуб красных директоров», затем переименованный в «Клуб работников народного хозяйства имени Дзержинского». Позже он трансформировался в «Московский дом научно-технической пропаганды имени Ф.Э. Дзержинского» при обществе «Знание». Кроме этого, здесь располагалась библиотека и редакция «Наука и жизнь». В здании проходили конференции, занятия Университета Марксизма и разных курсов. Так дом и дожил до перестройки.

В начале 90-х дом оказался в центре довольно громкого скандала. Особняк был передан некоему обществу «Новое знание», за которым стоял «Логоваз» Бориса Березовского. Новые владельцы обещали провести полную реконструкцию, но делать этого не спешили.

Он не просил о передаче здания ему, но хотел возродить библиотеку имени своего знаменитого предка, может быть, создать музей.

Спор «хозяйствующего субъекта» и альтруистически настроенного потомка Чертковых стал достоянием общественности, его громко обсуждали. В итоге инициатива Николая была поддержана министерством культуры, но дальше дело не пошло.

К счастью, был убран стоявший перед входом уродливый павильон, сравнительно недавно в здании произведена реконструкция. Внешний вид особняка практически восстановлен, хотя внутри работы не завершены. В доме Черткова иногда проводятся выставки, но не часто. Иногда бывают экскурсии. Особняк можно арендовать под банкет. Обещают, что заработанные деньги пойдут на незавершенную реставрацию.

Возможно, это не худший вариант использования исторического здания, хотя вряд ли оптимальный. Впрочем, дом Салтыковых-Чертковых переживал и более трудные времена.