«Фрики в Москве были, есть и всегда будут»

МОСЛЕНТА: Ваша книга, охватывающая четко обозначенный временной период, называется «Перестройка моды». Однако моду у нас в стране перестраивали и раньше. Вот хоть в 20-х годах. Интересно, какая перестройка оказала на отечественную моду наибольшее влияние?

Тут вся трагикомедия заключается в том, что в исследуемом отрезке времени практически все является перестройкой быта и визуальных кодов при достаточно размытом понимании моды как таковой, ее мейнстрима — хотя бы того, что с 1980-х годов принято называть «казуальной», то есть повседневной модой. Она как бы была, но в той массе своей неказистый «франкенштейн» совсем не подчинялся законам моды с ее трендами и сезонами, хотя на бумаге, в брошюрах и выкройках этот процесс старались соблюдать с 1940-х годов.

Однако узкая прослойка модников — а это и элита, и стиляги, начиная с эпохи нэпа, — все они следовали западной моде, отставая от меняющихся тенденций и превращая моду в карго-культ и болезнь под названием «вещизм». Речь же идет не только про одежду, но и про многие предметы быта. А сама «советская мода» как концепт социалистического костюма и образа жизни, погибла еще в 60-х, превратившись в эрзац западной. Вот я и попытался бегло и поэтапно раскрыть этот процесс в своей книге.

Не похожа ли мода, которая развивается благодаря не естественной эволюции, а через перестройки, на терминатора: может, и симпатичного, но насквозь искусственного?

То, что я поднял на флаг под термином «перестройка», было как раз не промышленным процессом деградации советской моды, а именно революционными порывами, в декларациях которых озвучивались стремительные и бескомпромиссные тезисы о новом быте и новой моде, будь то авангардные движения 1920-х годов или «арьергардные» коллекции альтернативных модельеров 1980-х. Их многое роднит: сложности с профессионализмом и материалами, неносибельные костюмы и театрализация жизни. Эти молодежные порывы были нацелены на разрушение штампов и кодов современности.

Поясните.

Студенты 1920-х — с их идеей прозодежды и агиттекстиля — противопоставляли новую моду буржуазной. Неформалы 1980-х делали то же самое, протестуя против мещанской сизо-бурой моды своего периода и идеологизации костюма — я имею в виду пуританские установки «советского образа жизни», которые были заложены еще в начале века. Причем за подрыв этих визуальных кодов можно было серьезно пострадать даже в перестроечное время. И то, и другое было больше агиттеатром мод, давшим новых героев медиа. Их роднило и то, что только малую часть этой истории можно было внедрить в производство. В начале века его еще не было, а в конце века оно уже деградировало, а сама индустрия распадалась на глазах. Имея два таких очень близких по духу полюса, пересекающихся по идеям и мотивациям, трудно устоять перед соблазном пробежаться по всему, что было между ними.

Россия — страна огромной территории. Перестройка моды охватывала всю ее или же лишь центры — Москву, Питер?

Конечно, в первую очередь — столицы. А они уже ретранслировали новые веяния на остальную территорию, обнесенную «железным занавесом». Но если покопаться, модники существовали и в глухой российской провинции, неизвестными путями добывая джинсовые сапоги и косметику. Но ведь еще были курорты, где демонстрировалась одежда «отдыхающего плана», и не очень советская Прибалтика, где уровень урбанизации и быта сам по себе был выше, чем в основной части СССР.

Перестройка моды в 80-х годах — это ведь первая попытка осуществить перестройку «снизу», то есть не государством, а скорее так называемыми неформалами.

Да, попытки модной перестройки «снизу» осуществлялись с момента возникновения Советского Союза, но… Отмашку этому процессу всегда давала элита, достаточно отгороженная от народа и по возможностям, и по благам. Но 80-е годы интересны как раз тем, что элиты низов в это время как бы сравнялись с элитами партийными, а социальным лифтом стали меломания и мода. Вспомните, до этого молодежная мода, мягко говоря, не поощрялась — это касалось и стиляг, и хиппи, и даже ношения украшений в школах и вузах. А в 1980-х эти эстетически-идеологические препоны прорвало! И все разлилось ручейками субкультурных стилей, конкурсов красоты и парикмахеров с не менее вычурной вульгарщиной, чем у тогдашних панков.

Можно ли вообще дать определение тому, что такое альтернативная мода 80-х и 90-х? Или хотя бы назвать основные признаки этого явления?

Мы неоднократно формулировали это явление именно как движение части столичного андеграунда, участников которого в итоге объединила Ассамблея неукрощенной моды в Риге и клубные подиумы 90-х.

Кого можно назвать основными представителями этого движения на разных его этапах развития?

Тут дело не в именах, потому что его участники были очень разными и, что важно, не дублировали находки друг друга, как это часто случается сейчас в мире моды. Причем в этом движении были и профессиональные дизайнеры, способные конструировать и шить, и те, кто создавал шоу и «фабрику галлюцинаций», абсолютно не привязанную к экономике и индустрии.

А что касается дефиниций и периодизации, то я пошел простым путем, разделив это явление на революционные рокерские 80-е с их пропагандой новой эстетики и на эпоху рейва и винтажа с эпилогом в виде Ассамблеи и попытки внедрения в глянец и материал.

Альтернативная мода 80-90-х выросла из художественно-музыкальной тусовки, понятно. Но насколько масштабным был охват населения страны этим явлением? Пусть даже не страны, а отдельно взятой Москвы?

Как может быть охвачено население, ну, скажем, неделей Парижской или Нью-Йоркской моды? Никак! Это очень узкопрофильное мероприятие, интересующее индустрию, богему и каких-то фриков. Другой вопрос, что эти идеи, находки и образы со временем, в рафинированном и пережеванном виде, становятся частью повседневности. Но в изначальном, радикальном и незамутненном виде — это даже не экспонаты, а персональные миры дизайнеров, которыми они пытаются воздействовать на окружающую среду.

Говорите, становятся частью повседневности?

Ну да. Мое любимое из последнего — это сумка-гиря от Versace (10 кг за 30 тысяч рублей), идея которой напрямую перекликается с тем, что делала Света Петрова в Ленинграде со своими «самураями моды», вешая на шею модели чугунную решетку от газовой плиты. Или неносибельные костюмы Кати Рыжиковой и Ирэн Бурмистровой с использованием подручных средств и материалов. Там прощупывались границы того, что вообще можно надеть на человека.

Зачем?

Тут много смыслов — как внутренних, так и внешних. Это задавало новые тренды. Это стало визитной карточкой перестройки за рубежом, ведь немалое количество западной прессы с удивлением обсуждало данное явление, неожиданно обнаружившееся в СССР. Это дало горбачевской гвардии шанс убедить мир, что на улицах Москвы ходят не только медведи с балалайками (известная притча западной прессы того периода), но и отчаянные фрики и субкультурщики. То есть неформалы и альтернативщики на какое-то время стали инструментом советской визуальной пропаганды. Причем самостоятельно — в силу собственной активности.

Совсем свежий соцопрос утверждает: число тоскующих по СССР россиян достигло максимума за десятилетие. Как думаете, реален ли откат к альтернативной моде 80-х?

Я думаю, что все это — фантомные боли, вызванные тем, что многие ожидания у людей не оправдались. Причем даже у тех людей, кто ничего особенно и не ждал. Но… отката, о котором вы спрашиваете, не будет, потому что альтернативная мода в том виде, в котором она сложилась в 90-х, все еще шевелится на закрытых вечеринках, в так называемой квир-среде, потому что уличные фрики были, есть и всегда будут. Хотя та перестроечная ситуация с ее бешеной энергией, надеждой и беззаботностью уже вряд ли когда повторится. Как не повторится тот же Вудсток 1960-х, например, или атмосфера монмартрских кабаре конца XIX века. Но, собственно, для этого и существуют книги и кино, а материал — вот он, собран, хотя до сих пор должным образом не отрефлексирован. Как, впрочем, многие вывихи и переломы советского быта и моды.