Приключения москвичей в Арктике

История бывает сухая, кабинетная, а бывает живая, сохраненная воспоминаниями людей. Доктору исторических наук Борису Исаевичу Лившицу довелось многое повидать за свою долгую жизнь, в том числе, на себе испытать романтику полярных экспедиций. О некоторых забавных эпизодах он и поведал МОСЛЕНТЕ.

«Москва» и москвичи

Навигацию 1965 года флагман дальневосточного ледокольного флота «Москва» начинал от причалов… Мурманска. Секрет такого неожиданного географического позиционирования был прост: пришло время текущего ремонта на финской верфи «Вяртсиля», где некогда этот удивительный корабль был создан.

Пройдя все регламентные работы, могучий дизель-электрический ледокол готовился к возвращению на Дальний Восток. Однако маршрут пришлось усложнить.

Так уж случилось, что по причине затянувшегося ремонта на одном из балтийских заводов в тот год вовремя не вышел на ледовую трассу атомный ледокол «Ленин», который должен был обеспечить доставку грузов, с нетерпением ожидавшихся на Земле Франца-Иосифа, на Ямале и в Норильске. Вести караваны пришлось «Москве».

Наша съемочная группа в это время доснимала фрагменты для телевизионного фильма «Арктика не кончается», посему и оказалась на борту ледокола. А героями снимаемого эпизода должны были стать три москвича: 2-й штурман Юрий Шпаков, командир вертолета Лев Смирнов и бортмеханик Василий Букин.

Пусть небольшая ее частица, пусть порой зыбкая. А у их земляка, штурмана Юрия Шпакова, иные понятия: для него земля — это почти всегда опасность. Но корабль — их общий дом. Есть у каждого из них и еще один, за сотни миль от семидесятой параллели. Лев Смирнов родился и вырос в Измайлово, Василий Букин – во Внуково, Юра Шпаков в районе Арбата. А теперь они — уважаемые члены экипажа ледокола с гордым названием «Москва»...

Глуховатый голос командира вертолета я слышу по громкой связи в штурманской рубке, где командует вахтенный штурман Шпаков:

«„Москва“, я – 73-й... Прием... Вас отлично слышу (это отвечает штурман)... Скажите ваш курс для установки компаса... Вас понял ...308 градусов... Разрешите взлет... „Москва“, я – 73-й... Взлет...».

Вот так каждый день, порой не по одному, и не по два раза покидает палубу дальневосточного флагмана вертолет «МИ-1», кстати, первый серийный вертолет в СССР. Начинается вахта инженера-гидролога Николая Бубнова, который с воздуха должен отслеживать ледовую обстановку по трассе ледокола. И это коллективная ответственность не только поднимающихся в небо Бубнова и Смирнова, но и механика Букина, и штурмана Шпакова.

Ледовая разведка

Сегодня, более полувека спустя, вспоминаю знаменитую смирновскую традицию: на несколько секунд зависнуть над ледоколом и, чуть кач¬нув машину, в знак приветствия экипажу, начинать отсчитывать высоту навстречу солнцу, медно-рыжие лучи которого тогда ползли в кабину и слепили глаза. Красный цвет — а все машины полярной авиации были тогда окрашены именно так — это цвет солнца.

А бортмеханик остается один на взлетной площадке и, широко расставив ноги, прикрыв ладонью глаза от солнца, долго следит за уходящей машиной. Он всегда подолгу провожает в полет своего командира, а потом часами ждет на вертолетной площадке его возвращения.

Мы все дальше и дальше уходим от каравана, а он остается позади темной змеевидной полоской на белоснежной ладони океана. И тесная кабина "МИ-1", как обычно, превращается в главный наблюдательный пункт всего каравана.

К этому времени Лев Смирнов летал в Арктике уже двенадцать лет, он был одним из первых советских полярных вертолетчиков. За его плечами остались тысячи самых обычных и самых необычных полетов и десятки караванов, проведенных по семидесятой параллели.

Первоклассный полярный летчик – всегда не только мастер, но и наставник. Пять лет обучал Смирнов летному мастерству курсантов Московского аэроклуба, пока у ребят не вырастали крылья. А он продолжал волноваться, провожая их в первые самостоятельные полеты. Когда мы снимали эпизоды будущего фильма, его ученики уже летали на многих воздушных трассах нашей страны. А Николай Дарьялов и Вадим Малейченко, так же, как их учитель, стали полярными летчиками и героями нашего фильма.

Каждый раз после очередного полета, покидая кабину вертолета, я перебирал в памяти все то, что было уже известно мне об этом человеке. Он не любил рассказывать о себе. И когда я начинал задавать вопросы, Лев, смущенно улыбаясь, говорил: «Все было обычно...».

Вот и на этот раз — все было обычно. Где-то внизу затерялся караван судов, которым шел под проводкой «Москвы».

А в шлемофоне прозвучало пояснение: «Скоро и этих поведем до Берингова пролива». Так и получилось, но предшествовали этому весьма неожиданные события.

Операция «Прыжок Льва»

Утром меня разбудил телефонный звонок штурмана Шпакова. Когда поднялся на капитанский мостик, сразу понял, что что-то случилось: в довольно просторном помещении было уж очень многолюдно.

Кроме членов экипажа, которым было положено находиться здесь в силу служебных обязанностей, вокруг капитана ледокола Леонида Федоровича Ляшко толпилась целая группа товарищей в военной форме: несколько капитанов первого ранга во главе с настоящим контр-адмиралом. Юра Шпаков, отведя меня в сторону, пояснил: «Появились диспетчеры». Затем штурман снабдил меня массивным биноклем с мощной оптикой и торопливо махнул рукой в сторону.

За пеленой утреннего тумана едва-едва просматривались силуэты двух небольших ледоколов иностранной постройки, которых моряки и окрестили «диспетчерами». Их появление в нейтральных водах рядом с трассой Северного Морского пути – своеобразный сигнал о том, что предстоящая проводка «Москвой» специального военного каравана, который ожидал своей очереди в районе бара реки Колымы, не осталась незамеченной НАТО.

В это же время на мостике появился пилот нашего вертолета, и они втроем – капитан Ляшко, контр-адмирал и Смирнов, — уединились на крыле мостика. Буквально через несколько минут Лев Смирнов исчез, а вскоре по трансляции привычно раздался его голос: ««Москва», я – 73-й... Разрешите взлет»».

Все находящиеся на капитанском мостике ледокола ринулись на крыло рубки, находящееся с левого борта. Единственный, кому военные запретили присоединиться к группе зрителей, оказался наш оператор Петр Якимов. Точнее, ему-то лично наблюдать разрешили, но без его любимого "Конваса" — 35-миллиметровой профессиональной кинокамеры.

«МИ-1» сблизился с американцами, завис над первым из геликоптеров и медленно начал «давить» на него сверху. Тот предпочел не рисковать и «сдался», совершив посадку на лед. Второй, не дожидаясь своей очереди, поспешил развернуться и сесть на вертолетную площадку своего ледокола.

Очевидно, что в задачу американских «диспетчеров» входила съемка советского военного каравана, в который, между прочим, входили новейшие ракетные крейсера «Варяг» и «Адмирал Фокин», способные нести ядерные боеголовки, да еще шесть атомных подводных лодок.

По меркам «холодной войны» это была бы очень богатая информационная «добыча» для наших соседей по Берингову проливу. «Прыжок Льва» Смирнова нарушил их планы, и НАТОвские ледоколы срочно ретировались из этого района Арктики. А буквально через несколько дней командир вертолета был отозван в Москву. Дальнейшие события развивались по удивительному сценарию.

Приказом по «Аэрофлоту» летчику был объявлен выговор, а также… предоставлен отпуск на три месяца (якобы за прошедшие годы), большую часть которого ему было предложено бесплатно провести в военном санатории в Сочи.

Перед самым отъездом на отдых летчика Смирнова принял тогдашний Министр обороны СССР Родион Яковлевич Малиновский, а полгода спустя, когда мы доснимали прерванный эпизод, Лев похвастаться именными часами, которые вручил ему при встрече знаменитый маршал.

С Арктикой не прощаются...

Так любил говорить капитан ледокола «Москва» Леонид Федорович Ляшко, и не только при расставании. С этой фразы он обычно начинал самые смешные и курьезные истории, которых помнил множество. Одна из таких была рассказана им накануне нашего отъезда на Большую Землю:

Плавал как-то с нами один кинооператор из Москвы. Застряли мы у мыса Шелагского. Приходит он ко мне на мостик. «Леонид Федорович, — говорит, — хочу один классный план снять. На лед мне сойти надо. А то я ни разу ногами не ступал по Арктике. Хоть на прощанье...».

Я ему показываю на лед, а там следы медвежьи. Свежие. С «хозяином» (так моряки зовут белых медведей) встреча не из приятных. «Я мигом, Леонид Федорович, одна нога здесь, другая – там. Метров тридцать откручу и на ледокол». «Ну, давай, говорю, двумя ногами, только быстро». Он как по тревоге: камеру на шею, и – на лед. Я вахтенному приказал наблюдать за ним, а сам ушел в каюту.

Я бегом на мостик. Смотрю в бинокль: точно — медведь, метрах в пятидесяти уже от оператора. А тот наставил на него камеру и пятится назад.

Хорошо, у нас вертолет в готовности был — гидролог Бубнов как раз на разведку собирался. Подняли мы машину в воздух. Медведь давай драпать от вертолета. Забрал Лева Смирнов оператора в кабину — и на борт. А тот ругается: «Такой кадр мне испортил...». Потом его спрашиваю: «Ну как, попрощался с Арктикой?». «До конца не сумел, вертолет помешал. Две кассеты открутил, а третья не доснятой осталась...».

Когда уезжал, говорит мне: «А это Вы верно сказали, с Арктикой не прощаются… Вернусь сюда обязательно. Медведя мне нужно доснять…».