«Раз я влез, то и другие смогут». Как Никита Хрущев уговаривал Сталина пустить троллейбусы, строил хрущевки и гулял по Москве

Проворный и веселый

Он приехал в Москву в 1929 году. «Поселился я тогда в общежитии на Покровке, в доме № 40… — вспоминал Хрущев в своих мемуарах. — По тому времени это было хорошее общежитие — коридорная система, отдельные комнаты. Одним словом, идеальные условия. Учебное здание Промышленной академии помещалось на Новой Басманной, это тоже недалеко. Я не пользовался трамваем, ходил пешком через Земляной Вал и прямо через переулок, где был, кажется, Дом старых большевиков, потом сворачивал на Новую Басманную налево. Дорога занимала всего несколько минут — такой ежедневный небольшой моцион».

Человеку, даже способному и деятельному, нужны полезные знакомства. И у энергичного Хрущева они появились. Сначала его продвигал тогдашний хозяин Москвы, его непосредственный начальник, сподвижник Сталина Лазарь Каганович, затем — сокурсница по Промакадемии, жена вождя Надежда Аллилуева. Как-то в разговоре с мужем она обмолвилась о проворном и веселом молодом человеке. Сталин заинтересовался, стал расспрашивать о нем, захотел познакомиться…

У Хрущева не хватало знаний, но он компенсировал этот дефицит неуемной энергией, стремлением постичь неведомое. Его черный запыленный автомобиль метался по Москве, возле очередной стройки из него выскакивал небольшой, проворный человек в кепке. Он расспрашивал рабочих, инженеров. И спешил дальше.

Москва в 30-е годы менялась, сбрасывала с себя старые «одежды», облачалась в новые. С утра до ночи город оглашался ревом бульдозеров, стуком лопат, кирок, рычанием самосвалов. На поверхности строители прокладывали новые магистрали, под землей метростроевцы пробивали грунт для линий поездов.

Жизнь под землей

Главным на строительстве московской подземки был Каганович, но именно Хрущева он сделал ответственным за это важнейшее сооружение. Иногда тот даже ночевал вместе с проходчиками под землей. А наутро по туннелям шел на очередной доклад в Кремль.

Во время строительства метро разгорелась острая дискуссия. Опытный инженер, глава Метростроя Павел Роттерт предлагал укладывать рельсы в четырехметровые траншеи и для доставки пассажиров использовать лифты, как в Англии. И закупать их там же, за валюту.

Его оппонентом выступил молодой специалист Вениамин Маковский, который настаивал на глубоком залегании станций. В этом случае, говорил он, можно использовать метро во время войны как бомбоубежище. По его мнению, целесообразно отправлять пассажиров к поездам с помощью эскалаторов, которые только начинали использовать.

Мнение Маковского Хрущев донес до Кагановича и Сталина, и они с ним согласились, хотя проект стал более трудоемким и дорогостоящим. Его преимущества оценили во время Великой Отечественной.

Сталин против троллейбуса

«На мою долю выпала честь помогать прокладке первых троллейбусных линий в Советском Союзе, а именно — в Москве. Я очень много потратил сил для того, чтобы внедрить их», — с гордостью рассказывал Хрущев в мемуарах.

В Москве оказалось немало противников нового вида транспорта, и самым главным был Сталин. Он почему-то решил, что троллейбус может перевернуться, например, на улице Горького — нынешней Тверской — на спуске у здания Центрального телеграфа.

Позже троллейбусный парк Москвы пополнился двухэтажными машинами из Англии. Но Сталин снова заговорил о риске. «Сколько мы его ни убеждали в обратном, не помогало, — вспоминал Хрущев. — Однажды, проезжая по Москве, он увидел такой двухэтажный троллейбус на пробной 88-й линии, возмутился нашим непослушанием и приказал: “Снять!”»

Деликатный вопрос

Еще один вопрос — весьма деликатный — курировал Хрущев. Речь о создании сети общественных туалетов.

С ними в Москве была сплошная беда, а у горожан — постоянная нужда. Хрущев бодро взялся за дело и вскоре отрапортовал Сталину об открытии сорока новых клозетов. Некоторые, довоенные, работают до сих пор.

В роли главного архитектора

В конце 30-х годов Хрущев отбыл на Украину, там же продолжил работу после Великой Отечественной. Только в 1949-м, спустя более десяти лет отсутствия в столице, вернулся на пост первого секретаря Московского обкома партии. После того как услышал в телефонной трубке знакомый глуховатый голос вождя: «Хватит вам быть украинским агрономом, принимайте дела в столице».

От Москвы Хрущев не отдалялся и потом, заняв высшие партийные и государственные посты в стране. Интересовался жизнью столицы, отдавал указания по ее благоустройству. По сути, стал главным архитектором города, поскольку ни одно значительное изменение в облике столицы не проходило без его участия.

Он убирал и дополнял детали проектов, метал громы и молнии на притихших зодчих. Они отчаянно боялись Хрущева — его непредсказуемости, вспыльчивости, грубости. Когда он бросал придирчивый взгляд на чертежи, их авторы замирали (хорошо, что не умирали) и в воздухе повисал пронзительный запах сердечных капель.

К примеру, архитектор Алексей Душкин был близок к обмороку во время показа Хрущеву проекта «Детского мира» на площади Дзержинского (ныне Лубянка). Но властитель ограничился недовольной репликой: «Универмаг очень расточительно спроектирован». После этих слов зодчий долго убирал «излишества».

Бури и ураганы проносились над головами других архитекторов — создателей проспекта Калинина (нынешнего Нового Арбата), Дворца пионеров на Ленинских (сейчас — Воробьевых) горах, стадиона в Лужниках, бассейна «Москва», Дворца съездов (ранее — Кремлевского). Эти объекты возведены во время правления Хрущева и прошли его строгую «цензуру». Можно спорить об их достоинствах и недостатках, но они давно стали привычной частью Москвы.

Хрущевки и их «гаванны»

Всем известны многоквартирные жилые дома, в простонародье — хрущевки. В СССР катастрофически не хватало жилья, ее жители ютились в коммуналках, и потому в Москве, а затем и в других городах стали возводить панельные дома из крупных конструкций.

Они были невзрачные, не слишком удобные, но в них, на радость новоселов, были отдельные квартиры с балконами и личными санузлами, а из кранов текла холодная и горячая вода.

Крохотный совмещенный с ванной туалет прозвали «гаванной» — от слов «гальюн» (туалет на судне) и «ванна». Над изобретением строителей, экономивших, конечно, не по своей воле, а по милости высокого начальства и лично Хрущева каждый сантиметр жилплощади, повсеместно иронизировали. Говорят, что сам первый секретарь ЦК КПСС, человек полный, с трудом втиснувшись в «гаванну», пошутил: «Раз я влез, то и другие смогут».

Пенсионер союзного значения

В бытность главой государства Никита Сергеевич с семьей переехал в двухэтажный дом на Ленинских горах. Это был один из роскошных особняков, построенных для видных членов партии и правительства.

Из садовой беседки особняка Хрущева открывался замечательный вид на Москву. Но у хозяина не было времени любоваться красочным пейзажем. По словам сына Хрущева, Сергея Никитича, отец приходил усталый, делал два круга по садовой дорожке, ужинал и доставал из портфеля толстые папки с деловыми бумагами. Он устраивался с ними тут же, в столовой, на уголке стола или поднимался на второй этаж в спальню.

В 1964 году в Советском Союзе с большой помпой отметили 70-летие Хрущева. Но он и не думал уходить на покой. Однако соратники решили иначе и отправили Никиту Сергеевича на пенсию. Бывшему главе государства пришлось переехать из правительственного особняка в квартиру в Староконюшенном переулке. Впрочем, там он бывал редко — в основном жил на даче в Петрово-Дальнем. Дышал свежим воздухом, читал и о многом вспоминал.

Впрочем, иногда Хрущев наведывался в Москву. Однажды — кажется, это было летом 1969-го — автор этих строк, молодой и быстроногий, свернув с Арбата, переулками торопился к «Кропоткинской». Навстречу брел невысокий старик в легкой шляпе. Я взглянул в его лицо. Он поймал мой взгляд и отчего-то усмехнулся.

Сразу не узнал прохожего, но что-то кольнуло память. Однако только в метро понял, кого встретил. Да, это был пенсионер союзного значения Никита Сергеевич Хрущев собственной персоной, в ту пору рядовой москвич.