«Чтобы выиграть суд, просила Путина меня удочерить». Хозяйка легендарного столичного кафе — о 30 годах в бизнесе, людях и 90-х
Про развал СССР и булочки
Мне 83 года, но когда я свой возраст называю, никто не верит. В Москве я живу и работаю с 1967-го. Все сложилось так, что когда я окончила биологический факультет Ереванского университета, научный руководитель отправил меня сюда к своему хорошему приятелю, с которым они три года работали в Японии по программе обмена опытом. Как прикомандированный аспирант, я попала в Институт биохимии Академии наук.
Я занималась биогазом. В 1991-м, когда Советский Союз распался, меня вместе с коллегами выгнали из Комитета по науке и технике. К знакомым академикам обращаться было бесполезно — они и сами были в растерянности, не понимали, что происходит. Многих тогда поувольняли. И я решила заняться бизнесом, сделать пекарню. Стала искать помещение, и кто-то мне подсказал, что на Бригадирском переулке есть подвальное помещение. Я пришла в исполком Бауманского района, говорю, дайте мне хоть какой-нибудь уголок — у меня лаборатория закрывается, оборудование некуда девать. Мне сказали: «Вот ключи, посмотрите, на Бригадирском переулке, дом один. Подойдет вам, не подойдет?»
Я когда вошла туда с фонарем, то увидела плесень, канализационные воды и крыс — это было страшно. Затопленный подвал здания, оставшегося от Немецкой слободы. Но меня очень привлекли своды старого помещения — такие красивые.
Я вначале взяла этот подвал в аренду. Заняла денег и уговорила двух кандидатов наук, которые работали со мной в Академии, чтобы они перешли в эту пекарню работать.
Избавиться от воды было сложно — весь двор перекопали, нашли колодец. Когда позвала сантехников его чистить, они сказали: «Это невозможно. Такое все старое, так забито, там еще калоши Петра Первого на дне лежат, наверное». Мы наняли рабочих, сделали новый колодец, воды ушли. Крыс отравили, помещение освободили, просушили и побелили.
Я вспомнила бабушку, как она меня учила пироги делать, хлеб печь. И мы начали делать хлеб, булочки. Помещение так преобразилось, что люди стали говорить: «Уходить не хочется, такой запах, такой уют». Помню, пекари мне там часто говорили: «Сусанна, пойди, посетителям пару анекдотов расскажи, пока булочки из печки не вышли». И люди меня запомнили, стали приходить, общаться. А какую пахлаву мы печем! К нам до сих пор за ней со всей Москвы приезжают.
Про людей в костюмах и деньги в папке
Но крысы с концами тогда не ушли. Они продолжили приходить, правда, уже двуногие. Скоро выйдет моя книга, к ней знакомые художники нарисовали иллюстрации. И на эту тему там тоже есть картинка: крысы в костюмах, с портфелями — всякие службы и проверяющие. Одним по 200, другим по 300 долларов в месяц платить надо было, чтобы продолжать спокойно работать.
Помню, приходят двое в милицейской форме. Я им говорю: «Вы кто? Представьтесь, пожалуйста». А они говорят: «Мы — экологический контроль. Придется вас закрыть, нарушения». «Что же вы, — говорю, — раньше не приходили, когда тут затоплено все было и крысы бегали? Тогда нарушений не было? А булочками запахло, так сразу — нарушение?»
Приходили раз в месяц, я им каждый раз по три сотни долларов в открытую папку клала. Одного убили потом, а другой поднялся по службе.
Один раз, чтобы не закрыли, пришлось идти в банк, снимать 200 тысяч. Платить надо было много, и часто — неожиданно.
Подвал, где вначале была пекарня, мы переоборудовали, сделали там столовую. С первого же дня мы назывались «Парос» — это по-гречески «маяк». Такое слово есть и в армянском языке, но от кого оно — неизвестно, так долго армяне с греками жили под одной крышей.
Так что мое заведение называется «Парос» с 1991 года. Правда, теперь тот подвал, где оно было изначально, рэкетиры отобрали.
Я с новым хозяином здания судилась, но добилась только того, что по результатам суда с меня теперь удерживают половину пенсии в счет оплаты адвоката.
Я уж каких только заявлений на апелляцию не подавала, куда только не писала. От безысходности стала для продвижения дела в конце обращения приписывать: «Прошу президента России В. В. Путина меня удочерить». Ну, потому что у меня сложилось такое впечатление, что победить в суде может только тот, у кого связи и влиятельные родственники, как у моего оппонента.
Скоро, в середине февраля, у меня выйдет книга — «Долгая дорога к маяку», там об этом будет подробно рассказано.
Про переезд на Спартаковскую улицу
Наши приключения с тем подвалом начались, когда при Лужкове снесли соседнее ветхое здание, а у нас залили бетоном колодец, отключили воду и электричество в подвале. Много лет эту проблему пыталась решить моя дочка, писала, встречалась. Мы администрации Бауманского района показывали документы, что у нас с «Мосэнерго», с «Мосводоканалом» с 1991 года договоры. Но нас слушать не хотели, говорили: «Вам теперь надо все заново заключать». Мы говорим: восстановите, вот все бумаги, не наша вина, что мы остались без воды, без электричества. Два года ходили, но все же колодец сделали, электричество включили.
Когда со старым подвалом, где наше кафе находилось с 1990-х, начались проблемы, мы под «Парос» сняли другое помещение рядом, на Спартаковской улице, напротив Елоховской церкви.
В итоге столовую в старом подвале открыли, и параллельно мы уже работали на Спартаковской улице. Кто только к нам не ходил: и из прокуратуры, из академии химзащиты, которая напротив была, и вся профессура Бауманского училища.
Я поняла, что на два места меня не хватает — и туда, и туда часто приходят, открывают дверь, Сусанны Христофоровны нет, поворачиваются, уходят, до того ко мне привыкли. И я поняла, что для меня уже нереально курировать два помещения — на рынок ходить, готовить и тут, и там. И кафе мы оставили только на Спартаковской.
Про коробку конфет, шляпку, собачку и ауру
Теперь у нас, как входишь — направо маленький зал. На стене там висит коробка из-под конфет в виде скрипки — она была до краев заполнена шоколадками, когда мне ее подарил дворник, наш постоянный гость.
В середине помещение — мой офис, одновременно чайхона. Я здесь и гостей принимаю, и моя собачка тут, зовут Сан-Сан.
А налево — основной, большой зал с окнами на Елоховскую церковь. Мы когда открывались, батюшка оттуда приходил, освящал наш «Маяк». Там я обычно сижу за столом, встречаю гостей, на фейс-контроле, так сказать. Не всех пускаю, чтобы не портили ауру, понимаете?
Между окнами здесь висит увеличенная фотография, на которой я в шляпке. Мы тогда с мужем только вернулись из Будапешта, где я эту шляпку и купила. Нам делал приглашение венгр, институтский одногруппник мужа. Мне на этом фото 27 лет, я тогда работала в Комиссии по научным основам сельского хозяйства. Была там девочкой на побегушках с зарплатой старшего научного сотрудника — 240 рублей.
Про гостей
Ко мне ходят все, от дворников до академиков. Каждый день разное меню, а по пятницам я готовлю «по заказам трудящихся» — то, что наши гости больше всего любят: лагман, чучвару, долму и голубцы. Наесться всем этим можно на 300 рублей. Неплохо, да? Плюс к этому с лимоном, с конфеткой подаем свой фирменный чай — в нем чабрец, имбирь, гвоздика, корица и зеленый листовой чай. А какие мы пахлаву и гату печем... К нам со всех концов Москвы за ними едут.
Я не шучу, когда говорю, что у нас академики обедают. Например, Валерий Самсонович Петросян заходит. Сейчас он академик, профессор МГУ. А познакомились мы еще в 1980-х, когда я занималась биогазом.
Это один из моих наставников и друзей. Что сказать, я сама крутая, так что только с крутыми и дружу.
В кафе во всех помещениях фотографии с моими гостями. У нас здесь как клуб — люди приходят из года в год. Вот есть симпатичные девочки, Света и Юля — очень мои близкие подружки, которые ко мне ходят лет 15-17. Свету я называю Колобок, потому что она в каких только редакциях не была, она корреспондент. Умнейшая девочка, начинала с «Гудка». Они всей редакцией на все праздники раньше ходили ко мне. Когда мы ее день рождения тут отмечали, ее подруга сказала: девять редакций она поменяла. Очень ее люблю и уважаю. А рядом с ней на фотографии Юля — правая рука лауреата Нобелевской премии Дмитрия Муратова (признан Минюстом России иноагентом — прим. «Мосленты») из «Новой газеты».
А вот, посмотрите, сын одного художника, который часто здесь бывает, написал мне: «Из-за таких, как ты, все круто».
Из прокофьевской школы ко мне приходит преподаватель, Луиза, каждый день обедает. На днях играла на пианино, которое у нас стоит в зале, говорит, инструмент в порядке, настройщика вызывать не надо. Это хорошо, ведь здесь у нас лауреаты международных конкурсов играют. Если рассматривать фотографии на стенах, всех их можно увидеть. Они или спонтанно приходят, или выступают на наших вечерах. Звала их, когда проводила вечер армянской музыки и литературы и вечер в честь 30-летия нашего кафе «Парос». Они меня не забывают, заходят, играют и поют. А на Новый год сколько народу приходит меня поздравить!
Про дипломы, свадьбы и поминки
Выглядит «Парос» скорее как большая квартира, так что для многих-многих наших друзей и гостей это действительно как второй дом. Сюда ходит много классных музыкантов — и классических, и джазовых, журналисты, иностранцы, профессура и научные сотрудники. Все отмечают здесь свои праздники.
Очень много к нам приходят из Высшей школы экономики. Недавно собирались, годовщина очередная была у их профессора. Представляете, в 87 лет она умерла, и вот 15 профессоров и докторов наук ее вспоминали. Уж лет шесть, как похоронили ее, а они из года в год собираются. Скажу, ахнете: был ее родственник, известный астролог Алиханян. Он потомок Абрама Алиханова, одного из создателей первой советской атомной бомбы. Я когда в Ереване жила с родителями, напротив был институт имени Алиханова. И вот, представляете, теперь познакомилась с его родственниками.
Мы делали кутью и блины испекли бесподобные из высококачественной муки, все ахнули. А потом я подала харису. Это уже блюдо, что на Кавказе, в восточных странах на поминках подают. Я им в начале вечера так и сказала: «Бог национальности не видит, меню будет смешанным».
А так вечерами у нас постоянно то защиту диплома отмечают, то день рождения, то свадьба гуляет. Всем нравится, что у нас по-семейному, как дома. И кухню все очень хвалят, даже мужчины рецепты спрашивают.