«Мы раздолбаи и пробуем сделать что-то хорошее»

«Неформальность — это новая нормальность»

В исследовательской группе Urban-think tank (урбанистический мозговой центр — англ.) мы делаем фильмы, видосы! Я написал пьесу, на основании которой был снят фильм о самом высоком небоскребе-сквоте в мире: 45 этажей, магически простирающиеся вверх в Каракасе, столице Венесуэлы. Мы там были целый год, делали оценку вместе с локальным сообществом, которое захватило это здание и строит там огромный сквот. Это правительственное здание, и звучит это все странно, но люди правда могут это сделать.

Теперь я переехал в Цюрих, но раньше жил в Венесуэле, которая сейчас находится в предреволюционном состоянии. Люди теряют жилье, в стране бедность, поэтому лекция, названия которой я не придумал, — это лекция о неравенстве. Проблема неравенства очень велика. Как выстроить целостное общество? Можем ли мы построить целостное общество? Это вопрос. (...)

Неформальность — это новая нормальность. Нам нужно больше этики и меньше эстетики. Нам нужен новый словарь.

Мы — новые эксперты, новые арбитры дизайна, и города — это наши личные полотна, мы можем забрендировать их скайлайн. И я говорю вам, неформальность — это новая нормальность. Нам нужно больше этики и меньше эстетики. Нам нужен новый словарь.

Вот такой короткий рэп я вам зачитал. У нас в Urban-think tank есть своя рэп-банда. Мы такие раздолбаи, которые собрались, чтобы попробовать сделать что-то хорошее в этом мире. Когда мы собрались в Urban-think tank, нам сказали: вы что, мать Тереза? А что плохого в том, чтобы так реализовывать себя в профессии, чтобы делать что-то хорошее?

Производство идей

Архитектура — не самая денежная область. Если вы рисуете бесконечные детали стеклянных фасадов — это скучно, занудно. Я аплодирую тем, кто это делает, но я знаю, что это рабская архитектура.

В чем красота архитектуры? В производстве идей, концепций. Концепции могут сделать так, чтобы ванная стала более красивой комнатой в дорогущем особняке, но ценность этой концепции довольно мала. А вот если концепция показывает, как мы можем связать 70 тысяч бедняков на холме с остальным городом, — тогда это ценно.

Мы собрались сделать именно последнее. Но прежде чем я начну об этом рассказывать, давайте разберемся с вопросами, которые часто мучают архитекторов. Как я повлияю на мир? Каким я буду архитектором? Как я прогоню из головы Мельникова, Гинзбурга или Корбюзье? В таких вопросах и страхах нет ничего дурного. Пускай они будут у вас в голове, копируйте их работу, но делайте это плохо: чем хуже вы скопируете мастера, тем легче потерпите неудачу, тем больше будете экспериментировать, узнавать, изучать и понимать.

Сегодняшняя наша короткая лекция — это взгляд на наш Urban-think tank, на теорию архитектуры посредством описания, влияния на людей. Я хочу рассказать о том, что мы не идеализируем мир, нет, мы знаем, что мир — это дерьмовое место, и пытаемся сделать его немного лучше хотя бы для небольшого количества людей. Мои маленькие проекты, скорее всего, ничего не смогут изменить, но хотя бы смогут вдохновить других людей, может, в других поколениях, чтобы они продолжали мое дело. Как архитекторы до меня вдохновляют меня.

Источники вдохновения

Моя жизнь в профессии началась не с архитектуры, она началась с Энди Уорхола. Я был пацаном, когда встретил его. Он ходил с камерой, фотографировал все на свете, документируя каждый разговор. Он едва ли что-то говорил, кроме: «Ага, ну да, постойте, я сфотографирую вас». Он сходил с ума от желания документировать общество.

Энди Уорхол сходил с ума от Йозефа Бойса, который пережил Вторую мировую войну. Если не ошибаюсь, Энди — польский эмигрант. (...) И затем все свое искусство он творил так, чтобы привносить мысли о своей жизни. При этом учил людей идее об экспериментировании и выживании. (...) Вот таким был Энди Уорхол. И я начал делать свои собственные коллажи, начал заниматься живописью, а потом я открыл для себя архитектуру.

Мои первые наброски, чертежи проектов — это маленький туалет для фавел, музыкальная школа, сиротский дом, приют под мостом. Так, представляя, как может выглядеть то, в чем нуждаются люди, я начал заниматься архитектурой, делать эти чертежи. Архитектура — это поэзия. (...)

Кто такой архитектор? Да, русский авангард — величайшая вещь. Современная архитектура начинается в русском авангарде. Нет никакой другой школы в мире, где искусство и архитектура так крепко объединились. И поэзия того же Маяковского, вся революция, политика — все слилось воедино.

Это важно помнить, но мы сидим в здании, и многие не знают, но Рем Колхас, который повлиял на многое из того, что происходит сегодня, делал проекты здесь. (...)

Если мы оглянемся на институт архитектуры IAUS в Нью-Йорке, это была организация, не нацеленная на получение прибыли. Она объединила многих людей, которые сейчас реализуются в «Стрелке»: Питер Айзенман, Ричард Майер, тот же Рем Колхас. Все понемногу сформировали эту институцию своими вкладами. В итоге появилась книжка «Delirious New York» («Головокружительный Нью-Йорк» — англ.).

В 70-е годы у Рема Колхаса там был офис, и он говорил всему миру, что он пишет книгу. А сам не написал ни одного слова, а лишь собирал открытки Нью-Йорка. И в конце концов сделал на основе этой коллекции книжку. (...)

Что я после всех этих влияний старался делать как молодой архитектор? Ведь я учился в IAUS и прошел через него. Я пытался делать дома — как Ле Корбюзье, немножко как Рем Колхас, немножко в стиле ретро. (...)

Лагерь для беженцев и комьюнити-центр

Затем я встретил Джона Хеджика в Нью-Йорке, и он глубочайшим образом повлиял на меня. Лекции этого человека были как поэзия. Он говорил об архитектуре без цели, был лидером школы Coup Union на Манхеттене. Он устанавливал в Праге объекты, которые отдают дань уважения людям, отдавшим свою жизнь на благо чешской революции.

И сегодня, отдавая дань вот таким почти бессмысленным объектам, мы пытаемся также делать очень маленькие проекты, которые собираем вместе с нашими студентами. Например, мы делаем жилые постройки для мигрантов, которые проходят через Венгрию и Грецию на пути в Центральную Европу.

Мы подумали, что интересно было бы делать для них временное жилье, так как иммигранты прибывали и прибывали. Мы строили из дерева, создали небольшой лагерь — так как дело было летом, то спальные места мы сделали, подвесив гамаки. (...)

Еще хочу вам показать, как выстраивать мосты. Между бедными и богатыми районами Каракаса мы построили комьюнити-центр. Рабочий клуб. У нас была идея создать нечто вроде советского рабочего клуба — мы подумали, что это будет актуально в революционные времена. И создали здание, главный зал в котором можно использовать для занятий спортом, и при этом там люди могут жениться, можно устраивать церковные обряды. Там можно делать все что угодно.

«Архитектура города» Росси

Я пытаюсь сказать следующее. Архитектура — это не какая-то суперсложная штука. Она основывается на концепциях, на понимании того, почему вы делаете ту или иную вещь и для кого вы ее делаете. И, конечно же, не стоит забывать про Альдо Росси, который написал величайшую книгу о городе, которая называется «Архитектура города». Вы все обязаны ее прочитать. (...)

И сегодня я возвращаюсь к этому всему и вижу, как мир меняется. Это уже не мир Альдо Росси. Венеция — это его мир. Он смотрел на Санта-Мария деи Мираколи, на эту церковь, которая вся покрыта прекрасным мрамором, и показывал нам, как чистота формы может противостоять времени, потому что к ней ничего не привязано. Это лишь сила объекта, которая работает.

И затем он продолжал строить Сан-Катальдо в Модене. Это кладбище, «город смерти», в нишах которого размещаются урны с прахом, при создании этих зданий он использовал простые формы, сила которых — в их простоте. Глядя на аэрофотосъемку, можно видеть, что здания выстроены в форме креста, а значит — архитектура наполнена концепцией. Если вы не вносите концепцию в ваши здания, вы не занимаетесь архитектурой. Вы занимаетесь строительством, строите конструкцию, но вы не занимаетесь архитектурой. Архитектура должна основываться на теории.

Смена методологии

Современные архитекторы — это не те люди, которые должны быть скромными. Они не могут больше видеть реальность. Мы должны открыть наши глаза. Мы должны оглянуться и посмотреть, что действительно происходит в городах.

Я — декан кафедры архитектуры, и вижу, как коллеги все категоризируют, заботятся о методологии. Но нам сейчас нужно сделать другое: изменить наши методологии, все время их менять. В каждой ситуации, в каждом новом проекте, с каждой новой проблемой нужен новый подход. Куда бы вы ни поехали — в городок в Южной Америке или в бедный район Москвы, каждый раз нужно менять методологию работы.

Поэтому иногда мы в Urban-think tank делаем видео, иногда пишем пьесы, иногда организуем музыкальный фестиваль или что-то совершенно необычное, чтобы узнать людей. Потому что надо знать вашего конечного клиента, потребителя — то есть людей, которые пользуются архитектурой, зданиями. (...)

Например, 40 процентов населения Каракаса живет в очень бедных районах. Как насчет прав граждан этого города на пользование его инфраструктурой? Мы должны думать об этом. У бедных и богатых — у всех у них есть права на одно и то же. Кто решит их вопросы, их проблемы? Либо правительство, либо мы сами — через неправительственные организации. И нам нужна стойкость, чтобы все это решить. Нужно сделать безопасные, демократические города.

В городах сейчас живут миллиарды человек, многие из них — в поселениях бедняков. И лишь минимальная часть всех этих поселений создана, разработана архитекторами. (...) Как насчет всего остального города? Его строит кто угодно и как угодно: девелоперы, застройщики... Поэтому нам нужно смотреть на политику, на разработку, на дизайн, на проектирование. Нужно сфокусироваться на том, как можно изменить процесс нашей работы.

Мыслите вертикально

Позвольте продемонстрировать идею, которая показывает, как я мыслю о мире. У нас теперь есть мобильники, что позволяет создавать комплексные модели системы, анализируя большие объемы данных. Мы не можем всю Москву перестроить и починить, но знаем, где должны быть вокзалы, остановки трамваев, автобусов. Давайте представим, что мы уплотняем Москву, потому что всюду сейчас увеличиваются популяции городов.

В ближайшие 30 лет на нашей планете будет жить уже девять миллиардов человек, и большинство этих людей будут рождены бедняками. Поэтому давайте посмотрим на участки города, которые мы можем сделать плотнее. Не знаю, где они должны быть. (...)

Давайте будем строить, развивать менталитет сообществ — минигородов внутри городов, будь то Сохо или Трайбека в Нью-Йорке, на юге Манхэттена. Такие комьюнити, сообщества должны быть отделенными — ведь у нас теперь есть мобильники, при помощи которых мы можем найти любую вечеринку, любой адрес. Нам больше даже не нужны прямые улицы.

Давайте посмотрим на радиус в 1 километр в этом контексте. Давайте начнем мыслить вертикально о городе, который состоит из слоев. (...)

Уверен, скоро появятся новые типы машин с автопилотом либо электромобили, которые будут очень маленькими, может, они будут иметь опцию соединяться в поезд, состоящий из нескольких таких машин. Если говорить о концепции города будущего, мне представляется, что он будет очень плотным, очень вертикальным, со множеством мостов.

Каждый сможет строить ввысь — все выше и выше. Это смогут делать все, без каких-то привилегий. Любой участок сможет расти в равной степени с любой программой, с любой повесткой дня внутри. Москва будет выглядеть иначе, в ней будут существовать районы различной плотности. Конечно, это будет выглядеть очень интересно: по мере роста города вверх в нем появятся новые слои, новые мосты. (...)

В итоге вы сможете зарабатывать больше и иметь возможность расти выше, если будете разрабатывать и открывать какие-то общественные программы внутри ваших построек. И вы сможете связывать их с вашими соседями, потому что всюду будут возникать горизонтальные связи. Мы хотим, чтобы частная собственность поднималась горизонтально.

Правда, звучит безумно? Но это уже происходит. Посмотрите на Кейптаун, Гонконг. Здания начинают быть связанными. В итоге мы получаем фантастическое, взаимосвязанное пространство, которое включает в себя общественно значимые программы и задачи. (...)

Мы больше не говорим об отдельных индивидуальных зданиях. Мы говорим о большом количестве отдельных застройщиков, которые строят такую единую гору жилья.

И, конечно, в этом всем должна быть выстроена целая система мобильности, чтобы вы могли свободно перемещаться от двери к двери. Внезапно образуется огромное количество связок. И вот оно — будущее, в котором нам больше не нужны прямые улицы. У нас будет бесконечное количество мостов от одного здания к другому, от одного моста к другому.

Как же разработать этот город? Мы для этого придумали приложение, при помощи которого можем притвориться, что строим этот город, смотрим на него, оцениваем: здесь слишком много, а здесь — слишком мало. Так, здесь нужно немного убрать — давайте уберем. Затем смотрим, каким образом на протяжении дня вслед за ходом солнца перемещается тень, обращаем внимание на то, чтобы оставалось свободное пространство, воздух. Оптимизируем это и смотрим, получили ли мы правильное решение. Мы все вместе можем в рамках проектов краудсорсинга получать такого рода решения.

Предположим, я мэр, и мне нужно согласовать большую застройку. Я могу вместе с гражданами выбрать наилучший вариант. Это круглый стол между сообществами, НКО, частным сектором и правительством. И вот так мы будем вместе делиться друг с другом нашим городом.

Канатные дороги и здания без лифтов

Скажу пару слов об альтернативной мобильности на примере канатных дорог, которые я разработал в Каракасе. Правительство хотело строить шоссе, но я сказал: «Нет, не стройте дороги. Вы уничтожите все эти прекрасные дома». И мы, использовав военные вертолеты, построили простую канатную дорогу в форме кольца, вокруг основных точек которого были построены станции.

Нужна революция для таких вещей. То же самое можно сделать и в Китае, и в России. В Венесуэле осуществить этот проект нам удалось потому, что там сильное государство. Когда у вас сильное государство с хорошими намерениями, вы действительно можете улучшить многие вещи. Конечно же, вам нужен сильный, несгибаемый лидер. При этом благочестивый лидер, который использует власть не для того, чтобы наживаться, а для того, чтобы помогать своему народу.

Теперь давайте посмотрим на Каракас. Мы изобрели там спортивные центры без лифта, строительство которых обходится гораздо дешевле. Рядом с бедными районами всегда их строим. Их можно совмещать с парковкой, рынком, разрабатывать возможность использования помещений для различных социальных программ. (...)

Работая над такими проектами, я не трачу деньги и время на проработку дурацких деталей, которые не нужны. Я делаю минимально необходимую конструкцию, основанную на интеллектуальных решениях, и таким образом структура здания становится элементом его дизайна.

Возьмем русский конструктивизм, посмотрим на структуру рабочих клубов, она там абсолютно явственна. Заговорил я об этом потому, что расскажу о проекте школы карнавала в Колумбии, в городе Барранкилья.

Все проекты, которые мы делаем, мы изобретаем заново, с нуля. Отправляемся на место, работаем с людьми, которые там живут. Так же и здесь: мы повстречались с людьми, кторым негде было танцевать, выступать. Чтобы готовиться к карнавалу, практиковаться, они использовали старые здания в центре города. Поняв это, мы нашли обычную фабрику в городе, над которой надстроили новое здание. (...)

Далее расскажу о прокте жилых домов в ЮАР. Жилье — это необходимость, а у бедняков нет к нему доступа, и они сами строят кварталы трущоб из коробок и жести, в которых нет ни душей, ни туалетов. Получив заказ и увидев их фавелы, я подумал, что знаю, как решить эту проблему в Каракасе. Но здесь нужно было придумывать все заново.

Я подумал, что надо сделать основные несущие стены из бетона, к которым потом можно пристраивать жестяные и деревянные фасады. В основу проекта я заложил двухэтажные дома, потому что в них можно открывать магазины. Улицы сделал очень простые. Мы работали со всем местным сообществом, чтобы выяснить, кто за один этаж, а кто — за два, кто и где хочет жить. (...)

После этого мы разработали специальное приложение, при помощи которого можно проектировать в этих кварталах дороги. (...)

В конце концов мы позволили им открывать на первых этажах свои магазины. Мне все равно, какого цвета у них витрина. Мне без разницы. Я понимаю, что для этих людей надо создать какую-то минимальную структуру, приют, и дальше все будет классно.

Если вы правильным образом устанавливаете сами архитектурные объекты, то неважно, поменяют ли они цвет кирпича, самостоятельно достраивая здания. Вы разрабатываете базовую структуру, это так же значимо, как если бы вы прокладывали дорогу. Ведь дорога — это самый важный городской элемент.

Cамый высокий сквот в мире

Поговорим теперь о проекте из Каракаса, о самом высоком сквоте в мире. Там мы могли посмотреть, кто и как живет в этой красной башне, все это были люди, работавшие поблизости от нее. Это же логично.

Они хотят, чтобы у них был дом там, где они работают. Они не хотят каждый день тратить по два часа на дорогу в другой конец города, в квартиры на окраине города или в деревне, которые им выделило правительство. Поэтому они заняли это здание. Это был акт активизма. Почему мы боимся быть активистами? Потому что нам есть что терять, а беднякам надо выживать — терять им нечего. И это просто невероятно. Возможно, я бы и сам хотел жить с таким отношением ко всему происходящему.

Вот Кит Ричардс, например, — он что, думал о себе, когда героин себе в вены колол, когда писал песню Sympathy for the Devil, записывал соло для Satisfaction, гимна старейшего гастролирующего рок-бенда в истории? Он сейчас в туре по Америке, кстати говоря, потом приедет в Европу. Возможно, до Москвы снова доберется. Так вот — нет, он не думал о том, умрет или нет, он рисковал. Он проживал свою жизнь так, как хотел, и творил волшебство.

Почему мы, в таком случае, живем так консервативно? Для чего? Ведь один раз живем. И если мы хотим творить искусство, хотим что-нибудь интересное в этом мире — нужно рисковать. Поэтому демократизация идеи — это важно. Вот моя новая книга. Это для Афин написано. «100 идей для Афин» — это для мэра города.

Что мы пытаемся сделать? Мы там устроили воркшоп. Мы можем в Москве сделать то же самое. Я понимаю, что «Стрелка» написала книгу об идеях для Москвы. Мы можем это повторить, можно побрейнстормить, подумать, посмотреть на определенные районы Москвы, посмотреть, что пусто, что доступно. Вы можете разработать стратегический план того, как здания могут вместе использовать электроэнергию, как можно наполнить и вместе использовать квартиры, которые свободны, делать инкубаторы, социальные центры. Сделать так, чтобы правительство восприняло эту идею.

Построить новый рынок, например, с открытой крышей, чтобы люди могли использовать это пространство. (...) Идеи сами по себе очень простые, нужно их только проталкивать. А это сложно, для этого нужно быть активистом.

Примеры Барселоны и Сараево

Посмотрим теперь на игровые площадки. Вот конкретный пример: один из великих испанских архитекторов уничтожил невероятный старый район Барселоны, который был очень популярен среди рыбаков, и построил там плаза, которую ни для чего не использовали. Меня попросили сделать там детский рынок, площадку, чтобы это пространство могло быть использовано для разных целей.

И я создал пространство, используя крыши домов тех рыбаков, которые там жили раньше, чтобы пробудить это воспоминание. Людям это безумно понравилось. Там были вечеринки каждый вечер. В итоге жители этого района начали жаловаться, все это снесли и перенесли потом в другое место.

Другой пример — из Сараево. Там была гражданская война, вы помните? Прекрасное здание Музея революции теперь никому не нужно, потому что напоминает о плохих временах. Оно стояло простреленное, с дырками от шрапнели. Я подумал, что нужно покрыть его новой структурой. По мере того как мы это делали, мы как будто в клетку его помещали или в скафандр.

Таким образом мы сохранили историю, не стали ее трогать, и построили новое пространство внутри, в промежутках, покрывая, как будто капсулируя старое здание. (...)

Пример Сан-Паулу: музыкальный центр в трущобах

Расскажу о своем проекте нового здания для музыкантов в трущобах Сан-Паулу. Там живут невероятные люди, самые невероятные, каких вы только можете себе представить. Они такие творческие!

Когда мне выделили в этих фавелах пространство, оно просто было затоплено. Там дома разваливались от оползней. И я решил, что сделаю следующее: спроектирую там парк, в котором построю здание для музыкантов и амфитеатр, в котором они смогут играть. А вся дождевая вода будет скапливаться в специальном резервуаре, расположенном ниже уровня здания, чтобы осуществлять ирригацию парка. Таким образом, созданное там здание — не объект, оно связано с ландшафтом, живет и работает вместе с ним. В итоге получаем сложность, комплексность.

Прототипирование

Подход и у меня, и у Urban-think tank такой: работая над проектом, мы не хотим ограничиваться созданием лишь одного здания. Мы хотим дать наше здание миру как open-source, как открытый код. Например, стояла перед нами задача: спроектировать школу для детей с особенностями здоровья, которые не могут зайти в класс, поднявшись на этаж в лифте. Учитель должен вести по паре таких детей. Я спроектировал здание с рампой, пандусом, по которому эти дети могут подниматься. Заложил в проект такую возможность, чтобы они могли выйти на крышу и там упражняться в спортзале. Поднимаясь и спускаясь, они видят небо, могут развивать свои ноги, моторику, становятся сильнее.

Это новый тип школы, и я хочу дать это здание всему миру. Любой, кто работает с такого рода проблемами, знает, как взять этот проект и поместить его где угодно. (...)

Я преподаю архитектуру, но свой подход продвигаю не только на лекциях. Выходят мои книги, я публикую статьи в журналах, при желании все эти материалы можно загуглить и загрузить.

И я безумно поглощен всем этим процессом, полным циклом: произвести идею, документировать ее и бесплатно отдать всему миру. Конечно, мы с Urban-think tank устраиваем выставки в разных городах, на которых показываем проекты и фотографии нашей музыкальной школы, канатной дороги и другие проекты. Мы показываем разные идеи и подходы к тому, как строить структуру для домов. (...)

Архитектура и революция

Последняя мысль, которую я хочу, чтобы вы унесли с собой: архитектура и революция должны быть вместе. Ле Корбюзье хотел назвать свою книжку «Архитектура и революция». Он говорил, что нам нужна революция в жилом строительстве. Вы знаете, что он нарисовал дом-домино вообще без стен, потому что знал, что, воспользовавшись предложенным каркасом, люди, создавая жилые пространства под себя, могут дополнять его своими собственными материалами. Он хотел, чтобы люди после Первой мировой войны использовали любые материалы для того, чтобы заполнять это пространство, потому что нам нужна революция. И кое-где она уже происходит. Посмотрите на ту же Венесуэлу — там люди забирают город себе.