Театральная десятка

Вот, собственно, и все. Нет, конечно, театральная жизнь в столице не умерла: только что показали свои премьеры «Современник» и Театр под управлением Олега Табакова, в ближайшие дни фестиваль перфомансов стартует в Центре имени Мейерхольда, в середине июля на сцене «Мастерской Петра Фоменко» выйдет спектакль «Проклятый Север». Однако же в большинстве «храмов Мельпомены» афиша закрывается в последние дни июня, чтобы вновь порадовать зрителей лишь ближе к сентябрю. А, значит, можно смело подводить итоги. Отдавая себе отчет в субъективности этого дела, МОСЛЕНТА попыталась выбрать десять главных репертуарных постановок минувшего сезона.

«Салемские ведьмы»

Театр на Малой Бронной, режиссер Сергей Голомазов

История известна и по учебникам, и по пьесе Артура Миллера «Суровое испытание»: в новоанглийском городе Салем с февраля 1692-го по май 1693 года по обвинению в колдовстве 19 человек были повешены, один мужчина был раздавлен камнями, и от 175 до 200 человек заключены в тюрьму. Жуть, одним словом. Страшное дело. Настоящий триллер. Сюжет, достойный какого угодно количества экранизаций и постановок.

Сергей Голомазов, в прошлом сезоне поставивший удивительную «Кроличью нору», в сезоне нынешнем вновь превзошел многих. Отметить хочется всех. Владимира Яглыча, представшего на этот раз в роли Джона Проктора – роли куда более сложной и глубокой, чем все, что он сыграл до этого. Настасью Самбурскую, которая тут совершеннейший демон, балансирующий на грани страсти, похоти, детскости и злости. По контрасту с ней в постановке сначала блещет здоровым цинизмом, а после жертвенным благородством и едва ли не светится от добродетелей Ребекка Нэрс (Вера Бабичева). И, конечно, Михаила Горевого, чей выход – почти бенефис, зрелище завораживающее, едва ли не магическое, дивная иллюстрация превращения обычного вроде бы человека в исчадие ада, способное перемолоть все и всех, даже не подавившись при этом.

Голомазов, впрочем, предупреждал об этом заранее: мол, его спектакль – совсем не о мистике, а о том, как «человеческое мракобесие в упряжке с лукавой проповедью разрушают человеческую веру и превращают жизнь в ад», о том, что «все мы ведьмы, за которыми в любой момент может начаться охота». И еще о том, что «в этом мире почти нет места тем, кто обладает истинной верой и чувством человеческого достоинства».

«Барабаны в ночи»

Театр имени Пушкина, режиссер Юрий Бутусов

Краткое изложение сюжета пьесы Бертольда Брехта, по которой и сделана эта постановка, будет таково: Берлин 1918 года, выстрелы за окном, Карл Балике (Алексей Рахманов), владелец фабрики снарядных ящиков, хочет выдать дочь Анну (в спектакле ее играет Александра Урсуляк) замуж за энергичного Фридриха Мурка (Александр Матросов), с которым она близка и от которого беременна. Анна, однако, в метаниях: ее жених Андреас (Тимофей Трибунцев) ушел на фронт Первой мировой и пропал без вести четыре года назад.

Что мы имеем в итоге? Помолвку, внезапное возвращение возлюбленного, его внезапно и закономерно вспыхнувшую ненависть к богатым, боевой задор и – точно так же внезапно вспыхнувшую мечту о теплой постели и чистой сорочке, едва неверная невеста просит его вернуться.

Вот она – наглядная истина, что своя рубашка всегда ближе к телу! Однако в руках дважды обладателя «Золотой маски» Юрия Бутусова, хореографа Николая Реутова и сценографа Александра Шишкина «Барабаны в ночи» превратились в зрелище, завораживающее с первой же сцены и не останавливающееся на достигнутом.

Глаз обманывается, чувства обманываются, движется на зрителей берлинская стена, загораются в небе звезды, чтобы опуститься на самое дно, а после опять взлететь наверх. Но и этого мало! Что делает с актерами Бутусов совершенно непонятно, но и они наряду со сценическим пространством, светом и костюмами становятся пластилином, из которого можно лепить все, что угодно: от святых до проституток, от монстров до обычных бедолаг.

«Бешеные деньги»

Театр имени Маяковского, режиссер Анатолий Шульев

Спектакль этот вышел неспроста, а специально под юбилей Светланы Немоляевой, исполняющей в постановке Анатолия Шульева роль Надежды Антоновны Чебоксаровой. Роль эта, как известно всем, кто читал пьесу Островского, далеко не самая главная, однако ж – вот фокус! – в данном случае она едва ли не самая заметная.

Ждать от Немоляевой каких-то новых находок было бы странно. Но и в своем привычном амплуа, жестах и интонациях, уже давно ставших фирменным стилем актрисы, она доставляет радость и зрителям, и, кажется, самой себе.

Это же, кстати, удается и Полине Лазаревой, играющей Лидочку так, что та внезапно оказывается не просто светской вертихвосткой, привыкшей тратить деньги налево и направо, а самой настоящей хищницей, типажом, который любили изображать в советских фильмах – например, в «Весне на Заречной улице» (такой там была Зина в исполнении Валентины Пугачевой). Лазаревой, впрочем, удается это куда как виртуознее, несмотря на то, что многие реплики в ее исполнении и звучат, словно лозунги.

Тут все то в крик, то в ритме танго, то на разрыв, однако же совершенно не переходит границ и приличий, отчего три с лишним часа постановки не разрывают мозг, а смотрятся легко и ненапряжно.

Более того, хочется – что уж тут – говорить о прекрасном актерском ансамбле и не часто встречаемой интеллигентности всей постановки. «Бешеные деньги» Шульева начисто лишены дидактичности (что, несомненно, было тяжело, учитывая хрестоматийность пьес Островского и пришедшую из советских времен тягу видеть в них в первую очередь – а то и исключительно – манифест). Это – несомненный плюс.

«Изгнание»

Театр имени Маяковского, режиссер Миндаугас Карбаускис

Для начала необходимо упомянуть о том, что дуэт режиссера «Изгнания» худрука Театра имени Маяковского Миндаугаса Карбаускиса и драматурга Марюса Ивашкявичюса возник не только что. Сейчас, к примеру, в репертуаре театра значатся их совместный «Кант», посвященный знаменитому философу, и «Русский роман», рассказывающий о Льве Толстом.

В их новом спектакле речь идет не о заметной исторической личности, а, по сути, об отбросах общества – литовских мигрантах, прибывших искать счастье в столицу Британии, упорно называемую ими Лондонас.

Обманкой тут оказывается все: мечты, надежды, даже ставший для Бена кумиром и уже умерший к тому моменту Фредди Меркьюри, с одной стороны, направляющий и дающий силы, с другой же – так же постоянно разочаровывающий. Кстати, песни Queen тут порой выполняют те же функции, что зонги в драматургии Брехта.

Практически без изменений остается лишь сама сцена: при минимальном движении декораций регулярно меняются только светящиеся указатели, показывающие, что действие переносится из одного района «Лондонаса» в другой. Это придает постановке дополнительную динамику, но четыре часа с двумя антрактами, конечно, для неподготовленного зрителя по-любому испытание непростое.

«Суини Тодд. Маньяк-цирюльник с Флит-стрит»

Театр на Таганке, режиссер Алексей Франдетти

Таганка вновь переполошила Москву. На сей раз – основанной на пьесе Хью Уиллера классической уже историей, рассказывающей об одержимом жаждой мести маньяке-цирюльнике, отправляющем всех своих многочисленных клиентов на пирожки, причем в качестве начинки. Ну, а если подойти к теме в более глобальном смысле, то о неотвратимости возмездия, мести, всегда возвращающейся бумерангом к мстящему, и о мрачной иронии судьбы, благодаря которой Тодд в финале погибает от собственной же бритвы.

Кровавостей, впрочем, тут нет никаких. Франдетти сознательно ушел от смакования бурно льющейся по сюжету юшки в сторону символизма, в рамках которого актеры иногда тянут через весь зал длинную красную полоску ткани или выходят в одежде, расшитой красными нитками (художник по костюмам – Анастасия Пугашкина, дизайнер-модельер – Эльвира Галимулина).

Однако же главное в новой постановке Театре на Таганке – это, конечно, сами артисты. Отметить стоит сразу несколько человек. В первую очередь, обладателя прекрасного баритона Петра Маркина, «отвечающего» за главную роль. Что же до голосов женских, то здесь, без сомнения, нельзя не назвать исполняющую роль Джоанны Дарью Авратинскую и травестийного мальчика Тобби (Анастасия Захарова).

Впрочем, справляются с поставленной Франдетти задачей и все прочие, лишний раз доказывая, что смелость берет города и что прогнозируемые скептиками похороны Таганки, конечно же, отменяются.

«Цирк»

Театр Наций, режиссер Максим Диденко

Главное – не быть очень серьезным, потому что у Максима Диденко не бывает «нормально». Диденко – чертов псих, но псих, конечно, гениальный, у которого все – цирк, все – космос, все – между строк – хоть в «Конармии», хоть в «Идиоте», хоть в «Чапаеве и Пустоте».

Вот и тут. Вот Ингеборга Дапкунайте в роли героини знаменитого фильма Григория Александрова – губки красные, глазки подведенные, акцент нездешний: «Пьетровитч». Вот Петрович с ликом актера Станислава Беляева – весь в синем. Почему в синем? Потому что. Потому что в синем тут все «наши», советские, а особенно – Людвиг Осипович, директор цирка, у которого и картузик, и картавость, и бородка (тоже, кстати, цвета концентрированного неба).

А не «наши» – все в черном и вообще ужасны, хоть, в отличие от Осиповича, и не грозят постоянно кого-то расстрелять. Они, черные, вообще не особенная сила, потому что их всего двое (к тому же – один горбун, другой карлик) и они не правы.

А Мэри… Что Мэри! Она то в небесах, то в любовных мыслях, то в напрасных страданиях из-за черного своего малыша, который малыш только вначале, а уже к финалу превратится в актера Гладстона Махиба (хотя, между нами, с самого начала им и являлся).

Да и цирк тут – не просто цирк, а ЦИРК – Центр исследования русского космоса. Потому что в этот русский космос хотят улететь все, но не каждому дано, ибо дорасти до него сначала надо. Потому что изобретатель Скаймейкин изобрел пока только одну ракету, а мест в ней на всех не напасешься. Вот и летят бороздить пространства лишь самые достойные – Мэри, Петрович и чернокожий малыш.

И звучит со сцены знаменитое Лебедева-Кумача: «Широка страна моя родная». И ты понимаешь теперь, почему именно широка: космос-то безграничен, а русский космос – тем более.

«Фро»

Центр имени Мейерхольда, режиссер Михаил Рахлин

Премьера ли это? Тут стоит разобраться. Спектакль «Фро», если копнуть чуть глубже, появился на свет в 2015 году на сцене Учебного театра Школы-студии МХАТ, так что формально – нет, не премьера, конечно же. Но и она, безусловно, тоже, потому как то, что зритель может теперь увидеть в ЦИМе – спектакль, играющийся и с обновленной сценографией, и в обновленном составе. Что за состав? Да, все тот же выросший из Мастерской Виктора Рыжакова «Июльансамбль».

Не зная текста Андрея Платонова, постановку можно было бы счесть издевкой нынешних молодых над сталинским временем, но – нет: у Андрея Платоновича и своего сарказма хватало с лихвой. Так что зритель – именно что по-платоновски – видит тут коротенький эпизод из жизни молодой Фро, Фроси, Ефросиньи Евстафьевой, проводившей своего мужа Федора, мечтающего с помощью машин преобразовать мир для блага и наслаждения человечества, на Дальний Восток, да немедленно сильно, едва ли не смертельно, затосковавшей по нему.

Фро в исполнении 21-летней Варвары Феофановой получилась нежной, хрупкой даже, что и не удивительно. Так ведь понятнее, что не устоять ей перед эпохой, сломят ее, раздавят и поедут дальше, шиш ей, а не любовь, муж вернется ненадолго и снова сбежит, ибо какие чувства, когда впереди великие свершения. Дура ли? Есть немножко. Мещанка? Мещанка, хоть ее отец утверждает, что все мещане померли уже.

Тут, впрочем, одной Феофановой дело не ограничивается. Во «Фро» хороши многие «рыжаковцы»: и играющий мужа Федора Алексей Каманин, и исполняющий роль отца Фро Сергей Шадрин, и Степан Азарян в роли поющего дворника, и Роман Васильев в роли ведущего. Полуторачасовой спектакль разыгрывается ими на одном дыхании, как, собственно, на одном дыхании и жила та платоновская эпоха.

«Кузмин. Форель разбивает лед»

«Гоголь-центр», режиссер Владислав Наставшев

Лед – это важно. «Форель разбивает лед» — одиннадцатая и последняя книга стихов поэта Михаила Кузмина, издание которой состоялось в 1929 году. Двенадцать главок-ударов, словно бы двенадцать месяцев, один год от начала и до конца, от зимы и до зимы. Два вступления, заключение. А во всем этом – течение непростой жизни.

Лед – сцена «Гоголь-центра» на этой постановке: огромная сильно наклоненная в сторону зрителей звезда, на поверхности которой и разыгрывается спектакль – на поверхности полупрозрачной, словно бы надтреснутой, ледяной, о которую тут бьются практически все.

Зачем звезда, к чему? Пять углов – пять главных действующих лиц: сам Кузмин, представленный тут в трех ипостясях – молодой и нарядный (американо-российский актер Один Байрон), старый – практически не встающий со стула (Илья Ромашко). Еще – писатель Юрий Юркун (Георгий Кудренко) – как теперь принято говорить, партнер Кузмина. Ольга Гильденбрандт-Арбенина (Мария Селезнева) – партнер партнера. Все они любят, все страдают, все норовят скатиться со звезды, а то и спрыгнуть с нее.

Ничего этого (никаких «этих»), конечно, в поэме Кузмина нет. Но спектакль ведь – не пересказ сюжета, да и вообще он, по большому счету, не о Кузмине. Он продолжение театрального цикла о поэтах прошлого уже века – Пастернака, Ахматовой, Мандельштама. Его четвертая часть. Следом будет постановка про Маяковского. Так что – снова пять.

Не хватает глобальности и внятности высказывания? Есть такое, да. С другой стороны, вон, после фильма Картозия и Желнова ринулись же все скупать книги Саши Соколова. Может, теперь и Кузмина прочтут? Да, и удовольствие от спектакля получат, безусловно, большее, чем от некоторых программ канала.

«Бы»

Театр «Практика», режиссер Дмитрий Соколов

«Бы» – пожалуй, спектакль с самой интересной судьбой и географией из всех премьерных. Но чтобы понять это, стоит копнуть чуть глубже нынешнего его показа.

Известно вот что: ученик Николая Коляды, драматург Дмитрий Соколов, уже ставил в качестве режиссера свою пьесу «Бы» в Центре современной драматургии города Екатеринбурга. Причем, не так уж и давно – премьера спектакля состоялась летом 2016-го в рамках фестиваля «Коляда-Plays». Но вот, не прошло и года, как постановка добралась до столичной «Практики». Почему именно до нее? Сам Соколов объясняет это любовью к «брусникинцам» – резидентам «Практики». Именно «под них» он и переделал пьесу.

Вот, если вкратце, оригинальная история: накануне юбилея к женщине Надежде приезжает сын, но он не один. Состоящая из сменяющих друг друга четырех диалогов пьеса – это разговор Надежды с четырьмя ее великовозрастными детьми: Сержем – живущим в Париже стилистом, Сергеем Анатольевичем – социологом из Москвы, Серым – тренером в спортзале и Сережей, работающим в инвестиционной компании. Каждый из них, по сути, – типаж, очередная жизненная грань, необходимая для того, чтобы в финале посильнее огорошить зрителя, ибо уже под самый занавес оказывается, что все они – фантом, призрак возможного ребенка, поселившегося в голове у сделавшей когда-то аборт Надежды.

По признанию Соколова, «Бы» – это пьеса про него самого. В связи с этим трудно, очень трудно избежать сравнений «Бы» с повестью Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», но делать этого не стоит: в «Бы» все же мы имеем дело с метафизикой, эмпирическими предположениями, умозрительными вариантами развития бытия, некой параллельной реальностью. Все это страшно. И на этом страхе можно было бы сыграть куда эффективнее, когда бы не дополнительная «слезовыжимательность» данной постановки. Но она, пожалуй, единственный недостаток спектакля.

«Леха»

МХТ имени Чехова, режиссер Данил Чащин

Помня, что предыдущей работой Чащина, поставленной им на сцене Театрального центра имени Мейерхольда, была масштабная и невероятно красивая «Жена гения», и в этот раз ждалось что-то грандиозное. Но, вопреки ожиданиям, режиссер сделал спектакль камерный и скромный как по сюжету, так и по декорациям.

Всего за час тут, в антураже по-советски аскетичной квартиры пенсионера, рассказывается история человека весьма преклонных лет (Виктор Кулюхин), звучащая по большей части из уст его внучки, роль которой поочередно играют то Дарья Юрская, то Надежда Борисова.

Кроме них на сцене тут лишь еще один человек: некто молодой и безымянный, то отжимающийся от пола, то прыгающий через скакалку. Кто это? Да вот же, как поясняет герой: это его внутренний спортсмен, старательно пытающийся набрать скорость в то время, когда физическое тело уже мало на что способно. Жизнь прожита, дети родились, есть внуки, воспоминания, болезни, а главного-то так и не хватает: возможности снова оказаться молодым, снова – любимым. Вот и ковыляет герой Кулюхина по сцене, да приговаривает что-то, пока не помирает.

Вроде, обычное копошение, но к финалу обрастающее таким драматизмом, что никакой «Жене гения» и не снилось.