«Люди не понимают, что делать с таким искусством». Как живет потомок архитектора одной из самых знаменитых усадьб Москвы

«Под рукой не дерево, а поток времени»

В нашей семье из поколения в поколение передавалась история о моем прадеде, крепостном Миронове, который якобы был при Шереметеве. Вот только никакой точной информации о нем у нас никогда не было.

Когда я познакомился со своей будущей женой, выяснилось, что ее отец увлекается историей и имеет доступ к самым разным источникам. Я рассказал ему о своем прадеде и спросил, нет ли возможности узнать о нем поподробнее. Мой тесть начал изучать вопрос и выяснил, что мой предок реально существовал и действительно был архитектором у Шереметевых. Это было точкой старта.

Я начал искать информацию о нем, узнавать, что он создавал, чем занимался. Это был какой-то удивительный процесс погружения в историю и моей семьи, и города, и вообще страны. Тогда у меня был совершенно новый этап в жизни — я же встретил любимую женщину, которая привела меня к моим собственным корням. И эти знания перевернули мое восприятие реальности, изменили все.

Я узнал, что именно мой предок построил знаменитую усадьбу Останкино. Она стоит до сих пор. Я могу подойти к ней, дотронуться до нее. И в такие моменты ко мне приходит понимание: это мой предок, ее создал кто-то из моей семьи, он оставил такой след в истории. И под рукой у меня не просто дерево, а поток времени, идущий сквозь века.

В то время я работал на телевидении. Рядом с усадьбой находился телецентр «Останкино». Я смотрел на него и думал: ну, и что оставлю после себя я? Кто я? Режиссер на одном из федеральных телеканалов? И что? Кто обо мне вспомнит лет через сто? А даже и через десять?

«Хотелось создать что-то сопоставимое»

Я понял, что пора что-то менять. Хотел уйти в кинематограф, но он тоже казался мне не слишком долговечным. Потом решился и бросил вызов самому «Цирку дю Солей» — начал создавать шоу, способное конкурировать с ним, российское шоу, с больными танцорами, со своей собственной магией, подобной тому волшебству, что создает Слава Полунин.

Над этим проектом я работал несколько лет. Пришлось запустить параллельно несколько бизнесов, чтобы финансировать эту идею. Но, увы, пока пришлось все приостановить. Но рано или поздно я вернусь к ней. Она родилась там, между Останкинским прудом и шереметьевской усадьбой. Как я могу от нее отказаться? Мой предок создал нечто фундаментальное. Я не архитектор, но мне хотелось создать нечто сопоставимое, просто применить для этого свои знания и навыки.

«Иногда они становятся капризными»

До этого момента моей жизнью был шоу-бизнес вперемешку со сводками криминальных новостей. Моим первым местом работы стал фестиваль «Славянский базар». Я попал в его команду лет то ли в 18, то ли в 19. Я был обычным администратором, но это был классный опыт.

У меня была возможность посмотреть на большинство наших звезд вблизи. Для меня они были очень известными, но все же просто людьми, а не небожителями, как их часто видят поклонники. И я помню, что мне было стало понятно: они такие же, как все. Все их заботы мало отличаются от наших — билеты, удобные номера в отеле, хорошая еда, транспорт, возможность прилететь и улететь вовремя. Мне очень нравилось за ними наблюдать, видеть их именно с этой стороны.

Например, Филипп Киркоров мог не выйти на сцену, если балет «Тодес» не накормили. Или Ларисе Долиной нужно было срочно вылететь, но все билеты были раскуплены. Я пришел к руководству и сказал, что этот вопрос нужно срочно решить. В итоге ее посадили в кабину пилота, и она улетела. Это была такая работа, где ты идешь на все, чтобы наши звезды получили все, что они хотят. Это даже умилительно. И ты понимаешь, что можешь позаботиться о них, сделать так, чтобы им было комфортно. В такие моменты ты, хоть тебе нет даже 20 лет, чувствуешь себя очень взрослым.

«Люди, приносившие деньги»

Мне хотелось продолжать работать в медиасфере, и я пришел на телевидение. Помню, зашел в кабинет, где сидели женщины. Они спросили, чем бы я хотел заниматься, и стали перечислять: директор, продюсер, режиссер, оператор. Для меня это были новые слова. Единственное, что мне было понятно, — продюсер.

Это был 1998 год и канал ТНТ. В то время словом «продюсеры» обозначались люди, приносившие деньги телеканалу. Мы искали рекламодателей и инвесторов. Сейчас понимание этой должности изменилось.

Спустя некоторое время я уже занимался рубрикой «Новости шоу-бизнеса» в программе Алексея Шахматова «Ночной канал». Я тогда полностью погрузился в тему, бывал на всех мероприятиях, работал с кучей звезд и крупных компаний.

А потом у канала сменилось руководство, и хоть никто меня освободить место не просил, пришлось уйти. Работать стало неинтересно.

«Хуже я уже ничего не увижу»

Через своих знакомых я оказался на телеканале НТВ и с головой ушел в совсем другую тему. Если раньше моим полем был шоу-бизнес, теперь им стал криминал. Я попал в программу «Преступление и наказание». Мы раз в неделю выпускали получасовые документальные фильмы. И первые пять были про маньяков. Это были допросы, истории погибших людей, зоны — полный набор.

После всего этого стало ясно: хуже я уже ничего не увижу. Это была точка невозврата. И потом я проработал на НТВ больше десяти лет, но меня уже невозможно было чем-то удивить.

«Мне дали прозвище — Стервятник»

Одной их любимых программ, над которыми я работал, был проект «Чистосердечное признание». Он регулярно попадал в тройку самых популярных передач на российском телевидении.

Прозвище я получил после смерти одного актера. Так вышло, что сообщение об этом пришло в три часа дня… а понятыми уже были наши операторы. Сюжет о случившемся мы выпустили буквально через сутки. Это был огромный объем работы, но мы справились. И у нас был лучший рейтинг.

Я это делал для зрителей, для тех, кому важно было об этом узнать. И что бы потом про меня или нас ни говорили, мы гордились собой. Мы все сделали быстро и качественно.

Жаль, нам за это мало платили. Мы сидели на каких-то средних зарплатах, которые, кстати, так и не изменились с того времени, хотя прошло уже много лет.

«Я уйду, они останутся»

Я ушел с телевидения, приостановил работу над шоу и снова оказался на развилке. Я даже думал всерьез заняться психологией. Работа режиссера позволила мне хорошо изучить человеческую натуру. Дело оставалось за малым. Я даже посоветовался со своим приятелем, психотерапевтом. Несмотря на то, что он был уверен во мне, я отказался от этой идеи. Понимал: взять ответственность на себя за человеческую душу просто не смогу.

И тогда остались картины. К тому моменту я уже постепенно начинал рисовать. И сейчас я понимаю: это был правильный выбор. Я уйду, а они останутся, продолжат существовать. И это было исполнение моего желание, моя связь с тем самым человеком, что построил усадьбу Останкино. Ни с чем не сравнимое чувство.

«Эффект зеркала»

Свои первые наброски я делал ручкой, а потом прогонял изображение через специальные программы в телефоне. Поначалу я все отзеркаливал. Это было очень интересно, потому что эффект зеркала создавал неожиданные образы.

В сети я прочел про человека, сделавшего то же самое с картинами Леонардо да Винчи. Тот исследователь пришел к выводу, что художник писал совсем не то, что мы видим.

Я начал изучать все, что связано с Леонардо. Книгами и альбомами с его картинами дело не ограничилось. Я побывал в местах, где он родился, жил, умер. Он был уникальным человеком, в работах которого было все — и природа, и биология, и физика, и химия, и сами люди.

Я постоянно создавал картины, применяя эффект зеркала. И это было ошеломляюще страшно. Ты постоянно видишь то, что не можешь объяснить, и это начинает тебя пугать. В итоге я перестал работать в такой технике.

«Картины — это слепок человека»

Я чувствую людей, вижу их. А если при этом я умею работать с холстом, бархатом и красками, значит, могу показать на картине другим то, что видно мне, — качества, которыми обладают люди.

Большинство художников, музыкантов или поэтов в своем творчестве показывают свой взгляд на мир и составляющие его вещи. А я — нет.

Мне важно напоминать людям, что они по-настоящему сильны, вкладывать это в картину и надеяться, что она будет находиться рядом с человеком и постоянно напоминать ему, кто он есть. Я не психолог, но мне хотелось бы верить, что мои работы — своего рода психотерапия.

«Это никому здесь не надо!»

Мне хотелось найти человека, который мог бы помочь мне с моими картинами. Но, обращаясь к разным людям, я чаще всего слышал вариации на одну и ту же тему: «Ты дурак? Это что вообще такое? Это никому здесь не надо!». Вот если бы я был Аланом Мирковичем, который рисует только водопады, всем было бы понятно, что со мной делать и куда меня вписать в своей картине мира. Но я приносил каталоги с сотнями самых разных картин, созданных в разных техниках.

К тому же мои картины всегда создавались на стыке живописи и технологий, а у нас довольно традиционное общество. Меня постоянно спрашивали, почему у меня нет классических березок или по какой причине мои работы не написаны, например, маслом.

В общем, я понял, что в родной стране столкнулся с серьезной проблемой. После этого я попросил супругу составить для меня письмо-презентацию и полез в интернет. Там я обнаружил один из очень популярных журналов, посвященных дизайну и интерьеру. Был конец года, и на сайте издания был опубликован рейтинг лучших дизайнеров и архитекторов мира. Там были ссылки на их сайты, так что узнать контакты этих людей не было проблемой. В итоге я отправил десять писем — по одному для каждого представителя рейтинга.

И я получил первый ответ. Этот человек находился в Лондоне, но работал над интерьером виллы в Дубае. Он написал, что ему очень понравились мои работы, и их можно было бы использовать в интерьере, который он создает. Это был первый успех. У меня получилось. Теперь я знал, что мои картины кому-то нужны.

«Это был какой-то шок»

После этого мои картины стали рассылаться по самым разным выставкам. В итоге они оказались разбросаны по всему миру — на онлайн-выставках и аукционах, на каких-то конкурсах. И начали приходить отклики. В первый же месяц.

Одна история мне очень запомнилась. Это был очередной конкурс, проводившийся в Санта-Барбаре. В нем участвовало более 460 художников, а я занял второе место. Для меня это был какой-то шок. Я совершенно не понимал, как это произошло.

Картины стали печатать в журналах, издававшихся в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Я понял, что мое творчество востребовано, оно находит выход и свою публику.

«Когда просыпается внутренний ребенок…»

Однажды мы с супругой были в Каннах на одном из фестивалей. В тот день там была большая русская вечеринка, на которой были и руководители наших телеканалов, и представители крупнейших киностудий и медиакомпаний мира.

Мы просто отдыхали, я играл с сыном в какую-то игру, и тут к нам подошла совершенно незнакомая девушка. «Ты Алан?», — спросила она. Я кивнул. Оказалось, что у нее дома было несколько моих картин, которые она купила на одном из благотворительных аукционов, и она решила познакомиться лично. Выяснилось, что эта девушка была главой Sony Pictures в России.

Минут через десять она подвела к нам еще одного мужчину. Он начал говорить, что ему нравятся мои работы, и он вообще обожает искусство. Помню, он тогда сказал, что оно занимает второе по значимости место в его жизни после еды. Это был второй человек в мировом руководстве все той же Sony Pictures.

Я понял в тот момент, что не имеет значения, какой у человека статус и сколько у него денег. Когда люди начинают говорить о творчестве, в них просыпается тот самый внутренний ребенок, который в нас и отвечает за творческое, свободное начало. Это магия, похожая на то, как Слава Полунин превращает своих зрителей в детей с помощью иллюзии и шоу. Люди становятся открытыми, доверчивыми и яркими. Это уникальное ощущение.

«Вы будто бы трогаете кролика»

Сейчас я пытаюсь уйти в Россию и развиваться именно здесь. Мы провели выставку в Москве. И она была уникальна для меня по многим параметрам. Во-первых, мы разрешили посетителям трогать картины. Они были созданы на бархате. По ощущениям на кончиках пальцев похоже, что вы будто бы трогаете кролика. Бархат напоминает очень мягкий мех.

Мы позвали на выставку танцоров, которые танцевали рядом с картинами, прикасались к ним своими телами, контактировали с ними. Это был отличный перформанс.

К тому моменту я уже начал писать рассказы, стихи и даже музыку. Все это удалось привнести в эту выставку. У людей была возможность не только увидеть, что я создал своими руками, но и услышать меня. Выставка получилась с эффектом полного погружения в мое пространство.

«Что делать с новым искусством, люди не понимают»

Пока российская публика все еще очень традиционна. Для нас понимание искусства — это Шишкин в Третьяковской галерее. Он, конечно же, великий художник. Но это классика столетней давности. Сегодня мир предлагает новые подходы к творчеству, к живописи, к взаимодействию друг с другом.

Москвичи и остальные россияне это видят, им это нравится, но что делать с таким новым и непривычным искусством, они не понимают. Картины приобретаются и оказываются на стенах в наших домах… просто так, потому что понравились. Практически у каждого в квартире что-то висит — календарь, фотография, картина. Но решение приобрести что-то подобное, украсить пространство вокруг себя чаще всего принимается неосознанно. Если спросить человека, почему он выбрал то или иное изображение, он скорее всего не даст ответа.

А вот у меня, например, есть говорящие картины. В них встроены датчики, реагирующие на движение. Когда человек оказывается рядом с ними, они включают аудиозапись, содержащую какие-то мудрости, начиная от Омара Хаяма, заканчивая современными мотивационными фразами. Эти картины напоминают людям о чем-то важном. Это заряд здорового оптимизма.

Пока что люди в России живут по принципу созидания здесь и сейчас, вперед они почти не смотрят. К тому же у нас очень много внимания уделяется каким-то глубоким внутренним переживаниям, тоске, грусти. У нас таким образом очищают душу. В европейских странах люди ведут себя по-другому, иначе мыслят. Они более оптимистичны и устремлены вперед. Нам это кажется довольно поверхностным.

«Я вижу у женщин много силы»

Сейчас мы приходим к правильному питанию, медитациям, йоге, поиску себя и прочим практикам осознанности. Это позитивные изменения в нашем сознании. Они дают надежду на лучшее.

Но есть и свои перекосы. К сожалению, сейчас я вижу очень много слабости у мужчин, а у женщин — наоборот, много силы. Девушки идут на самые разные курсы — обучение ведению бизнеса, работе с инвестициями, вышиванию, кулинарии и чего угодно еще. Они постоянно стремятся развиваться. У мужчин такого нет. По моему ощущению, они сейчас пребывают в какой-то стагнации, сидят на месте. А женщины двигаются вперед. И это происходит быстро, динамично и эффективно. Они более креативные, яркие и успешные.

«Одни из самых счастливых людей в мире»

Москва вызывает во мне очень сильную гордость, как и все, что ее окружает. Летом мы с сыном, например, ездили в главный храм ВВС России. Он произвел на нас сильнейшее впечатление.

У нас очень активные люди самого разного возраста. И молодежь, и пенсионеры живо откликаются на любое предложение заняться чем-то новым и интересным для себя. К тому же в этом городе все организовано для жителей — от огромного количества уникальных парков, где мы можем гулять, до методов поиска работы.

Москвичи — одни из самых счастливых людей в мире. Я искренне кайфую от того, что происходит в нашем городе. Он не просто создает нам комфортную среду для жизни, но и по-настоящему вдохновляет.