«Нас тогда пришел бить весь город. Было очень весело» Против чего протестовали и как жили московские панки в 80-х

Про забугорные слухи, скучающих подростков и город дураков

Дурачков и юродивых в городе Москве всегда хватало. Он производил таких людей на протяжении всей своей истории. Так что те, кто отчаянно и неадекватно реагировал на происходящее вокруг, взаимодействуя с городским пространством, тут были всегда. Герман Виноградов, известный московский волшебник и человек-праздник, называл такой тип «художниками жизни».

Они были на протяжении разных периодов, и не так важно, как назывались, — стиляги, хиппи или панки. Вопрос времени. Вот было наше время, и оно нас обязывало к чудачествам, нам современным. Менялись тренды, которые декларировали, что несут в себе что-то новое, хотя вот это утверждение было несколько сомнительным. Но все играли в эту игру.

В конце 70-х до нас стали доходить слухи, что где-то «за бугром» есть страшные и ужасные люди — панки. Конечно же, они были демонизированы. Спасибо советской прессе! И тут же возникали в реальности скучающие подростки, которых как раз и перло быть самыми ужасными и опасными. Нормальная тема для людей в пубертатном возрасте. Так у нас «ужасные панки» и появились.

Про суть панка, журналистов и героев «Крокодила»

Вообще, то, что называют «панк», — это же социальная реакция на то, что происходит вокруг, попытка создать какую-то вибрацию, конфликт и альтернативу тому, на что реакция случилась. Ну и что такое панк тогда? Да его как такового нет. Даже как стиля. Вот если взять стиляг, ньювейверов и металлистов, то панки завибрировали где-то между этими всеми ребятами, собрали осыпавшуюся мишуру, все перемешали в рамках трагикомедийного фарса и пародии на эти стили и заявили: «Все! Пи-дец! Да будет панк». Мир ответил: «Ну, окей. Хорошо. Пусть будет».

В Британии и Европе все примерно так и было. В США ситуация развивалась несколько иначе. Там в канве диско и только появившихся престижных кокаиновых дискотек возникла альтернативная «грязная» сцена. И это опять же не было чем-то принципиально новым. До этого был гаражный рок и люди, убегавшие подальше от цивилизации, которая им предлагалась. Но! Панки, наоборот, лезли во все щели и выставляли себя напоказ, создавали конфликты и, как сейчас говорят, кринжовые ситуации.

И это журналисты сделали панков панками. Сами они себя такими не считали, особенно если учесть многообразие субкультур под этим флагом. У нас в СССР такие персонажи были постоянными героями журнала «Крокодил» со времен НЭПа. Они были больше связаны со стилягами, и представляли их как абсолютных моральных уродов и асоциальный элемент. Пресса их за это гнобила, но эти герои достаточно модно выглядели, вели себя вызывающе, и девушки на них за-па-да-ли.

Про очень разных панков, «Карнавал безумия» и неонацистский бред

В Стране Советов, как известно, далеко не каждый мог позволить себе какую-то модную, тем более зарубежную одежду. Все это приходилось как-то шить, готовить и изобретать самим. Этот папуасский карго-культ на нашей локальной территории давал свои специфические, иногда поразительные и смешные результаты. И везде они были разными. В Москве — одни, в Ленинграде — другие, в Крыму — третьи, в Сибири — четвертые. Как и субкультуры, в том числе и панки.

В Союз он проник уже в 1979 году. В журнале «Смена» вышла огромная статья «Карнавал безумия», где советские журналисты объясняли советским же людям, что такое панковская ролевая модель. Что решил читатель? Правильно. Давайте попробуем!

Но уже вскоре ее демонизировали, а в 1982 году и вовсе приравняли к фашизму, как это делали в свое время с хиппи. Даже фильм такой вышел — «Неонацизм». Суровыми советскими голосами там рассказывали про буржуазную молодежь и показывали панков, которые якобы симпатизировали неонацизму. Бред полный. Западные панки в основном были леваками, троцкистами и, в общем-то, социалистами. Но у нас это подавалось вот так. И, конечно, многим захотелось в это «отрицательное» поиграть.

Про провокацию властей, низовую культуру и закос под гопоту

Я сам обо всем этом узнал гораздо позже. Это истории моих старших товарищей. Они узнавали из советской прессы про страшных и ужасных панков и пытались как-то соответствовать.

Из того, что я почерпнул про субкультуры, практически всегда провокация шла со стороны властей. Сверху задавался стимул и мотивация быть таким вот — плохим. Со стилягами было то же самое. Да, их вроде бы клеймили, но на самом деле беспощадно пиарили через медиа. В итоге на них наживались как на инфоповоде, моде и сувенирной продукции.

Но монетизировать панков было сложно. Они были пугалом совсем непривлекательным. Я не знаю, на что рассчитывали все те люди, когда запускали такой информационный вирус в стране скучающей молодежи. Была же еще низовая советская культура — суровая и гопническая. Гопота доминировала во дворах, уголовные ценности и романтика считались там нормой, альтернативной жизнью, субкультурой. Многие в 60-70-е тянулись к шпане, делали ножички из напильников, распевали блатные песни, а ведь де-факто кодлы таких пацанов были потенциальными уголовниками. Люмпен-пролетарии, готовые удариться во все криминальные истории.

У этих людей был свой визуальный стиль, низовой. Многие, например, брили головы в закосе под уголовников или только что откинувшихся. Кстати, если посмотреть на ленинградский панк — например, Андрей Свинья Панов на первых своих выступлениях и в уличных выходках был бритым наголо, косил под гопника, а не под скинхеда. При этом основа первой волны панков была отпрысками вполне интеллигентных семей. Ну, то есть все происходило примерно так же, как в Британии, где интеллигенты и студенты варились в одном меломанском котле с паб-рокерами и пролетариями, предпочитающими oi! (музыкальное направление, возникшее в Англии в конце 1970-х годов как ответвление панк-рока_ — прим. «Мосленты»_).

Про панику, нужный вектор и кружева коммуникаций

В Москве, как и в Ленинграде, панк-вирус сработал, но всходы получились без особого визуального оформления, а вот в Прибалтике, например, случилось по-другому. Даже в сериале 1984 года «ТАСС уполномочен заявить» был эпизод, где эстонские панки изображали каких-то панков европейских. В Прибалтике никакой паники панки на улице не вызывали, разве что у властей. Но и они таких ярких персонажей использовали в кино и прессе. Но это было там.

А здесь, в наших широтах, нагнеталась моральная паника. Я тогда вообще был оформившимся ньювейвером, гонял на скейте и особым хулиганством не отличался. Как мне кажется. Но на одном фестивале увидел выступление финской группы Sielun Veljet, и это подсказало мне правильное визуальное решение и вектор для выплеска моих внутренних вибраций. Мне это очень зашло. Выступал этот коллектив в городе Москве, в ДК «Каучук». Там же я впервые увидел своих будущих знакомых из группы «Э.С.Т.», то есть электро-судорожная терапия. Как-то они все, кто был нужен и важен, сами подмагнитились тогда.

И вот после этого я без всяких статей про панк понял: эта ролевая модель, музыка и поведение на сцене, которое было очень даже колоритным, — мое. И я начал собирать информацию про эту историю и таких людей.

А где их можно было найти? В центре города, естественно. Ну, или на выезде и снова в центре города, только другого. Потихоньку кружева всех этих поисков плелись, сплетались и сплелись по итогу в какую-то всесоюзную коммуникацию. Но это условно, поскольку мне кажется, что это была самая малочисленная и диковатая советская субкультура. Такие люди были не во всех городах, а где-то на весь город было один-два панка. Зато их было легко найти. Они были местной достопримечательностью. Например, в Киеве было три киевских панка, причем один из них — из Самары. Их легко можно было найти на Крещатике, словив волну адреналина и ненависти от окружающих, которой подпитывалась бравада и нездоровый эпатаж.

Про серьезных людей, винтаж и вынос мозга

Первая волна московских панков — вполне серьезные дяди, которым нравилась подобная музыка, но визуально они были не оформлены. Так, то очечки темные или смешные наденут, то косичка у кого-то болтается, то значок дурацкий… У меня, мальчиша, тогда была примерно та же история. Конечно, была какая-то одежда и странные значки, но все это было до жути нищебродское.

А потом на этом скользком субкультурном пути появился Гарик Асса. Я его встретил в Ленинграде на Дне города в 1986 году, где был большой концерт и перформанс. Ему панк нравился. Мужик он был экстравагантный, взрослый, знал, что делать и что говорить. Вот он и раскочегаривал всю ту курехинскую «Поп-механику», всех наряжал. Создал импровизированный дом моделей и агрессивно ездил по ушам, призывая к артистическому и эстетическому бунту. Мы не подружились, скорее наоборот. Но я был приятно удивлен, когда через год обнаружил его дома у моих знакомых. Он тогда решил поселиться в Москве.

Гарик любил винтаж и миксовал его с рокерской темой. Образы получались настолько странные, что никто не понимал, как на это реагировать.

Вынос мозга полный, учитывая, что в тот момент творили «дрессированные» дресскодированные. И вот его компания ходила по городу с тросточками, одетая в пирожки, «польта» с каракулем, плащи — персонажи из другого времени, из другого мира. И сразу сказать, что это какие-то панки, было нельзя.

При этом у них были ирокезы, но прятались они под шляпами. Разоблачалось все это в метро, откуда людям бежать было некуда. Пассажиры просто расползались по стенам и пытались выбежать из вагона. Это была эстетически-психическая атака, и такое работало.

Про страну панков, некроромантизм и балаганный контраст

У нас, мальчишей, все это было попроще и более агрессивно. В канве волны британского стрит-панка, в первую очередь группы Exploited. О том, что это была пролетарская тема, вряд ли кто-то тут догадывался, но то, что не позерско-эстетическая, считывалось легко.

А тут же вся страна — пролетарии. И при нужной оптике весь СССР можно было увидеть как государство пролетарских панков. Это порождало отдельную мифологию и мировоззрение, что мы живем в панковской стране, в которой панком называться нельзя. Ну, как тут быть панком? Только антипанком или «типа панком». Вот отсюда и название книги, кстати, и целый веер терминов, таких как «типапанк», «панк-профессионал» и «го-нопанк». Последний могу честно застолбить за собой, так как родился он во время нашей московской прогулки, которая переросла в поездку в ленинградский арт-центр «НЧ\ВЧ», и, как дрожжи в унитаз, попал в нужное время в нужный момент. Термин стал популярным, а вскоре появилась песня группы «Ноль», это там, где слова: «Эх, рок-го-норок, фендер стратокастер! Я и песни петь могу, и еб-ться мастер!». Посвящение тому же самому явлению, огромному количеству «народных» рок-групп и неформалов, которым разрешили быть панками официально года эдак с 1988-го.

Примерно в этот момент стрит-панки, державшие зарубежный стиль, стали пародировать советских пролетарских панков. Появилась новая волна, которая стала под них косить. Такой ксерокс ксерокса. Появились новые дефиниции в фольклоре: «комнатные панки» (такие любили позерствовать дома, но выйти на улицу в таком виде боялись), концертные или «воскресные панки» (эти приходили в прикиде только на концерты, а потом снова переобувались в обычных советских граждан) и край этой системы координат — «го-нопанки». Этот термин в первой половине 1990-х трансформировался в «го-нарь» и дожил до наших дней.

Фольклор — он был как бы общий. А наши московско-ленинградские истории — это обычный симбиоз и сообщающиеся сосуды. Если первая волна панка ориентировалась на ленинградский некрореализм, то в Московии расцвел визуально некроромантизм. У всего этого, конечно, есть свои глубокие корни в культуре человеческой, в культуре визуальной и искусстве. Но мы шокирующее чаще использовали для создания образов. Например, из карманов могли торчать куриные лапки. Я мастерил из мелких черепушек какие-то фетиши и раздавал знакомым. Саша Петлюра, активно разрабатывающий тему как художник, как-то раз принес гниющую голову свиньи на выставку, и его совсем перестали приглашать художники-карьеристы.

Конечно, это все — жесты. Можно, конечно, прикрываться красивой теорией, что мы, как Кокто, рассматривали смерть, созерцая ее за работой во всех ужасных и прекрасных проявлениях. Это больше про художников. А уличные панки были просто малолетними дурачками, которые во все это играли, превращая повседневность в балаган, который отлично контрастировал с серой советской действительностью.

Про коровьи кости, футбол и черепа

Если начать вспоминать все выходки, это будет надолго. Чего только не было! Типичная ситуация: группа странно одетых молодых людей идет по городу, видят огромную коровью кость на тротуаре. Машин мало. Улицы полупусты. Странные люди начинают играть костью в футбол, допинывают ее до угла, загадочно озираются, прячут кость и ритуально на квартире в хрущобе, которая превращена в панк-салон, варят на этой кости борщ, чтобы, снабдив зловещей байкой, ошарашить этим кулинарным хоррором знакомых.

Тогда все это невероятно веселило. Это сейчас оглядываешься и думаешь: ого… может, не стоит все это рассказывать?

Про уличных панков и сквоттеров

Стрит-панки, или крастеры (грязные панки) — это куртки, клепки, ирокезы, уличный мордобой и публичное саморазрушение. Но были другие виды, которые осознали бессмысленность саморазрушения, помимо костюмированных панк-дендистов Гарика Ассы и крастеров. Они представляли собой нечто среднее между вышеописанными персонажами и художниками-сквоттерами. Еще одна отдельная вселенная.

В конце 80-х центр Москвы расселяли, и можно было спокойно вскрыть чьи-то огромные пустующие хоромы, разместиться в них и что-то творить. Там даже газ с электричеством были не перекрыты в некоторых. И вот субкультурные люди наловчились проникать в такие квартиры и жили в центре годами. Их никто особо не гонял, договариваться с ЖЭКами и участковыми было несложно.

В таких местах появлялись творческие пространства. Люди рисовали какие-то картинки, занимались музыкой, тусовались. Самый большой на моей памяти сквот был на Петровском бульваре. Там вообще был оккупирован целый двор из нескольких домов. Тоже вполне себе форма панка, просто к 90-м этот термин достаточно устарел, появились новые — инди, гранжеры, индастриал. Девушки в рамках этих тем брились наголо и одевались в черное винтажное или рабочее, строгое и минималистическое. Или наряжались в винтажные советские вещи на рейверские вечеринки, чтобы выглядеть альтернативно шиковавшей там «золотой молодежи».

Про стиль, кепку-бабайку и пародию на все сразу

История с косоворотками, клепками и ирокезами хороша и плоха ровно одним и тем же — это постоянный и неизменный стиль. Он подразумевает набор символов, который ты должен всегда таскать на себе, если влез в культуру. Это такой субкультурный крест, который многие тащат до старости.

Но поскольку в панке таких обязательств немного, а он сам по себе — про химическую реакцию между стилями, наша тусовка себя ничем не ограничивала. Практически сразу начали перебирать какие-то смешные советские вещи — ботинки для металлургов с наваренными, как у клоунов, носами, саперскую обувь на какой-то невероятной платформе, летные и строительные шлемофоны, какие-то приспособления, гаджеты. Фактурный мусор… Все шло в ход, и это был восхитительный урбанистический шаманизм.

Ну, и развлекали себя и окружающих. Например, в пику дендистам начали собирать в дресс-коды самое зап***лянское по всем тем меркам. Носили кепки-аэродромы, как у грузин и азербайджанцев, которые на рынке торговали мандаринами и цветами. Потом выяснилось, что этот достойный головной убор уважали казанские гопники. Они ласково называли его «бабайкой». Но в нашем случае это смотрелось смешнее — вкупе с бритыми висками, булавками и сережками в ушах, советскими кургузыми пальто, из которых торчали шпильки ног, вываренными хлоркой и зеленкой джинсами. Короче, мы выглядели так, что без слез смотреть было нельзя. Психическая смехоатака на непуганого советского обывателя и на зажиревшие на спекуляциях пластинками и одеждой субкультуры. И знаете что? Это тоже работало.

Про Уралмаш, суровую публику и взвод цыган

Как-то мы, вот примерно такие красивые, отправились с нашим музыкальным коллективом в турне в город, который тогда еще назывался Свердловск.

Фестиваль был в ДК «Уралмаш», штабе одноименной группировки, в какой-то момент решившей поиграть бицепсами и попугать зажравшихся «масквачей», с которыми поцапалась в ресторане. Ну, они позвали свою «пехоту». В результате из ДК не было возможности ни выйти, ни уехать. Там долбили цепями по стеклам машин, а сам ДК окружила толпа лампасников (так называли их из-за тренировочных штанов с лампасами). Помню, там была еще кучка милиционеров, которые чуть ли не рыдали и говорили: «Не ходите, нас всех убьют». Но мы были укураженные настолько, что вообще не осознавали всей серьезности происходящего и ходили под конвоем толпы гопников бесить через стекло. В результате чуть ли не половина зала была оккупирована теми самыми гопниками, которые слушали выступление нашей клоунской группы молча и стоя. А клоунская группа пела со сцены песенку без текста, но с припевом «Посмотри вокруг себя, не *бет ли кто тебя».

Единственным пострадавшим оказался несчастный звукорежиссер. Он находился в зале, и ему пробили голову. При этом мы ни с кем не ссорились из бонз той ОПГ. Мы с ними познакомились, повеселили их своим тотальным отрицаловом, в отличие от других москвичей, которых там реально недолюбливали и даже развели на деньги в процессе тупого спора.

А на нас просто не знали, как реагировать. Приехали какие-то шибздики. Наглые, как взвод цыган. И язык подвешен, и какая-никакая система ценностей и позиций есть. Возможно, просто пожалели, теперь уж не узнать. Но фестиваль не собрал намеченную прибыль, еще и ущерб материальный нанесли им — в общем, следующего фестиваля не случилось

Про путь в шоу-бизнес, советских офицеров и честь школы

Но история вышла запоминающаяся. Мне, худруку коллектива, было 15 лет, как и будущему участнику группы «Мальчишник» Павлику Мутабору, который тогда был выдернут из-за парты и посажен за барабаны. Для него это вообще было полное адреналина приключение.

Тогда еще только ввели металлодетекторы, и нам перед этими скобками до трусов приходилось раздеваться, потому что мы все — в клепках и булавках, все звенит, все ржут. В самолете белые подголовники окрасились в цвет наших волос, как светофор.

А Свердловск в то время — офицерский город. Тогда выводили войска из Германии и туда расфасовывали каких-то людей, которые уже знали, что такое панки. Они на них у немцев насмотрелись. И эти люди как-то пытались с нами общаться, причем на немецком языке. Сразу нас заметили и пришли знакомиться, как стемнело.

Ездили мы тогда от Московской рок-лаборатории. И для меня, и для Павлика в школу писали письма с просьбой отпустить учеников на выступление. Вызывали к директору и просили не подвести и не посрамить чести школы. Конечно же, школа не была посрамлена. Лидер группы летел «в сопровождении взрослых» , потому что был без паспорта, а Павел вот так начал свой путь в шоу-бизнесе.

Про художников, экономическую Хиросиму и бескорыстный дух

Тогда было множество панк-художников. И время было очень искреннее. Никто не ставил цели стать известным, продавать свои картинки. О том, что такое искусство может стоит больших денег, все узнали только в конце 80-х, когда государство с панками смирилось и запанковала вся страна. В 1988 году случился московский «Сотбис», и многие художники, осознав, что работы могут продаваться за полмиллиона долларов, сошли с ума. Не все, но многие. Это был взрыв, как в Хиросиме, только культурно-экономическая бомба упала. Они же такое количество денег даже представить визуально не могли, а тут — вот, все происходит прямо здесь и сейчас.

Это суровое испытание. Человек же после такого откровения начинает думать: «А что мне за мои картинки будет? А что будет, если я что-то сделаю не так, или что мне сделать, чтоб получилось как надо?». В итоге он сидит, занимается самогипнозом и манипуляциями и ничего не делает. И это проблема многих. Не знаю, сколько должно пройти времени и что случиться, чтобы культурная среда опять словила былой бескорыстный дух.

В панковской среде он был. Мой старший товарищ Олег Котельников мог запросто выбить дверь или отломать ее от шкафа в гостях, нарисовать на ней картину, вручить произведение искусства хозяевам и пойти дальше. И все страшно радовались подобным выходкам, когда вещи обычные становились объектами искусства.

А вокруг какая-то перестройка и последующие за нею времена, реально похожие на то, о чем было написано в книгах анархо-теоретиков начала ХХ века, когда государство отстало от граждан, и они смогли сами заниматься собой. Вмешательство властей в дела и быт людей были минимальными, пакет свобод неожиданно свалился максимальный, но мало кто это понимал, и на сегодняшний день от тех свобод остались только истории про то, что они были.

Про Аварию и папу-милиционера, перезагрузку и новых героев

В конце 80-х панки сняли про себя фильм. Ну, снялись в нем и порулили сценарием, составом и озвучкой. Изначально там был какой-то сюжет убогий, хоть и с участием неформалов. Но было выдвинуто встречное предложение — снимать по мотивам выходки 1987 года, когда на рок-сцене девушка с позывным Авария показала сиськи. Концерт был остановлен, случились разборки и какое-то судилище.

Из этого замеса появился странный фильм «Авария — дочь мента». Конечно, оптика этой киноленты, то есть видение субкультур глазами отца главной героини, милиционера — уже сама по себе бредовая. Но все же тусовка там выступила, засветилась, пошумела. Но многое вырезали. Тем не менее после того, как несколько попыток снять фильм про панк-тусовку провалились, а «Асса» оказалась «не то», хоть такой фильм вышел и долгое время продавался за счет моего нескромного образа, который украшал видеокассету.

Но в начале 2000-х произошла перезагрузка постсоветской матрицы, и все наши образы потерли. Недавно нашли плакат со мной, отреставрировали. Он тогда мгновенно разошелся на фетиши и ко мне попал случайно через несколько лет.

В середине 90-х рок-история забрендировалась, пантеон идолов был собран и случился ривайвл панка зарубежного, который опять докатился до наших пер*ей, помножился на возможность выступать, продавать свою музыку на носителях, а потом и через интернет. Постсоветское пространство на какой-то срок, как мы все сегодня понимаем, стало частью международного сообщества, и в субкультурном плане тоже. Это было время подъема групп «Пурген» и «Оргазм Нострадамуса» — новых героев, постпанка, постхардкора и нойза. И одновременно эстрадно-музыкальное для поп-панк-групп. А нашу историю как то подмели и вычистили, ограничившись го-нарским прошлым и комсомольским радио типа «Учитесь плавать». Но это нормально.

Для нашего поколения панк-деятелей музыка была больше жестом, частью политики локальной культуры. Она служила инструментом, который позволял что-то взломать, пошуметь, создать проблему или выпустить пар. Тем же самым занимались и власти, так как советские граждане не понимали, что такое панк, и под эту тему можно было подогнать что угодно. Это и происходило в рамках советских рок-клубов.

Про фриков, необходимость развития и авторитетные источники

Сейчас время популярной музыки любых направлений, и это хорошо. Неприязнь отдельных маргиналов по поводу популярности я не разделяю. Нет в ней ничего плохого, как и в ее монетизации, смотря какие цели и мотивация. Капитализм диктует повестку дня, поэтому имеет смысл и панк-капитализм или то, что называется DIY-культура, основанная на кооперации и взаимовыручке.

Я знаю нескольких людей, которые фрикуют и так живут. Есть такие известные персонажи, как Сережа Жабер или Максим Чирик. Гарик Асса, например, остался не у дел в 2000-х. Ему роль фуршетного фрика не подходила и раздражала. Он не хотел никого развлекать. Был никуда не вписан, и это его переломало. Такое тоже бывает.

А у меня вот только сейчас сложилась книжка про все эти общности и связи. Странно немного, если честно, что подобной штуки никто до сих пор не сделал. Правда, я встречался с некоторыми статьями ряда деятелей, которые точно знают, как и что там у нас было. Вот только их рядом с нами точно не было.